– Ну и ну! Что ей было нужно?
– Не знаю. Она рассказала невероятную историю. Я так волнуюсь.
– За Каролину? Я же тебе говорил, что она уехала из Святой Филомены по милости Джорджины Хогг. Прикажешь Каролину за это винить?
– Разумеется, нет.
– Тебе не следовало ее туда отправлять. Ты ведь знаешь, что Джорджина собой представляет.
– Ну, отец Джером был согласен…
– Отец Джером не знает Джорджины Хогг. Ты не должна была принимать ее на работу. Что только тебя заставило? Для Церкви страшнее рекламы не придумаешь.
– Я просто подумала. Хочется сделать что-нибудь доброе. Я подумала. Она говорила, что ее возвращение ко мне похоже на чудо. Вот я и подумала: «Может, она переменилась». В нашей вере чего только не бывает. С каждым может случиться все, что угодно.
– Что ж, Джорджина, судя по всему, не переменилась. Как была душемучительницей, так ей и осталась. Я, если честно, считаю, что у Каролины случился рецидив по ее вине. Джорджина, вероятно, разбередила старую рану.
– Налей мне, Лоуренс, – попросила Хелена.
– Чего именно?
– Того же, что себе.
Лоуренс налил ей виски и не стал разбавлять, причем она не возразила.
– Что тебя беспокоит, милая? Что понадобилось Джорджине на этот раз?
– Не знаю. Она пришла рассказать мне кое-что.
– Как всегда, заявила, что считает это своим долгом? И что же она рассказала о Каролине?
– Совершенно верно, она так и сказала про долг. О Каролине она почти не рассказывала, но поведала мне невероятную историю про то, что мама занялась каким-то жутко преступным делом. По ее словам, мама укрывает краденое.
– Господи, откуда у нее такие сведения?
Хелена чувствовала свою вину. Она не представляла, как рассказать Лоуренсу о том, что совершила ее протеже.
– Не представляю, Лоуренс, как тебе рассказать. Я подумала, что она переменилась. К тому же у нее имелось оправдание. Каролина не оставила им своего адреса. Джорджина утверждает, что письмо пришло на другой день после отъезда Каролины. Джорджина взяла на себя смелость вскрыть письмо исключительно с одной целью, как она утверждает, – узнать адрес отправителя, чтобы возвратить письмо. И выяснила, что письмо от тебя. Она его прочитала – обязана была прочитать из чувства долга передо мной. Понимаешь, Лоуренс, у нее на все готово оправдание.
– Но это противозаконно! Никто не имеет права вскрывать письмо, адресованное другому лицу. Это могут сделать только на почте, и то если невозможно установить адрес получателя. Но и в этом случае разрешается только ознакомиться с подписью отправителя и указанным в письме адресом. Никто, решительно никто не имеет права читать письмо, адресованное другому лицу.
Лоуренс порядком рассвирепел.
– Я ей так и сказала. Лоуренс, дорогой мой, я волнуюсь.
– Что она имела в виду, заявляя, что чувство долга перед тобой заставило ее прочесть мое письмо Каролине?
– Не знаю. Возможно, она решила, что в ваших отношениях есть что-то, о чем я не знаю. Ну тут я ее и наставила на правильный путь.
– Ты ей сказала, что ее поступок – серьезное преступление?
Лоуренс пил уже третью порцию виски.
– Тише, милый, – сказала ему мать, словно унимая ребенка. – Не знаю, можем ли мы позволить себе обвинять Джорджину Хогг в преступлении. Ты должен мне рассказать все, что знаешь про бабушку. Нужно было сразу же рассказать.
– Хогг показала тебе письмо или только передала, что я в нем написал?
– Она предложила, чтобы я прочла, но я отказалась.
– Прекрасно, – сказал Лоуренс. – Мы блюдем наши нормы.
Его мать слегка улыбнулась, посмотрела на Лоуренса и вернулась к тому, что ее волновало:
– Джорджина очень великодушно отозвалась о том, что ты написал про нее, хотя уточнять не стала.
– Полагаю, она не предложила вернуть мне письмо? Оно моя собственность.
– Нет, она отказалась.
– И чем на этот раз объяснила?
– Сказала, что считает это своим долгом. Говорит, такие вещи частенько замалчивают.
– Шантажирует? – спросил Лоуренс.
– Она ничего не потребовала, – ответила Хелена. Затем, словно все сказанное было всего лишь нудным вступлением, она произнесла тоном человека, берущего быка за рога: – Лоуренс, это правда – то, что ты написал Каролине о бабушке?
– Да. Но я не считаю бабушку преступницей. Возможно, ее использует преступная банда. – Последняя фраза прозвучала у него не очень убедительно.
– Я была слепа, – сказала Хелена. – Проявляла элементарную невнимательность все эти четыре года после смерти отца. Нужно было сделать заботу о матери своей святой обязанностью. Нужно было заставить ее принять…
– Где Джорджина сейчас? Вернулась в Святую Филомену?
– Нет, уволилась. Я не знаю ее нынешнего адреса – была слишком ошарашена, чтобы спросить.
– Как она собирается поступить с письмом?
– Сказала, что сохранит его, больше ничего.
– Как она собирается поступить с бабушкой?
– Этого она не сказала. Ох, Лоуренс, я так волнуюсь за твою бабушку. Расскажи мне про это. Расскажи все-все-все.
– Всего я не знаю.
– Расскажи про алмазы в хлебе. Я ушам своим не поверила, но Джорджина и не думала меня разыгрывать. Я хочу знать, что происходит. Расскажи, что именно ты обнаружил.
– Хорошо, – согласился Лоуренс. Он знал о причудливой вере матери в то, что никакое зло не может ее затронуть. Это делало ее восприимчивой к новым идеям. Лоуренс видел, как она раз за разом смирялась с его выходками и капризами. Вот и теперь она, взволнованная, сидела в обшарпанной гостиной в своем поношенном синем платье, при дорогих жемчугах и со спущенной петлей на чулке, и Лоуренс подумал: «Она способна пройти сквозь джунгли без единой царапины».
Когда он закончил рассказ, она спросила:
– Когда ты отправляешься в Ледилис?
– Завтра пораньше. Поездом – машину сдам в ремонт. Возьму напрокат другую на несколько дней в Хейворд-Хите.
– Каролину с собой не бери.
– Почему?
– Она еще недостаточно окрепла, чтобы впутывать ее в эту историю.
– А по-моему, это пойдет ей на пользу.
– Если ты намерен расследовать это дело, она будет тебе только мешать.
– Каролина не будет – она очень смышленая.
– В таком случае попроси ее держать со мной связь. Попроси ежедневно звонить и сообщать, что там у вас происходит. На Каролину я могу положиться.
– От виски ты задираешь нос. На меня ты тоже можешь положиться.
