Хелена в четвертый раз пробормотала:
– Эдвин две недели как пребывает в затворничестве.
– Когда возвратится, – сказал Эрнест, – ты должна все ему рассказать, так будет лучше.
– Сперва мы все уладим. О своих проблемах я всегда сообщаю Эдвину, только когда они уже позади.
– Я думаю, больше нечего опасаться. Хогарт, этот жалкий желчный коротышка, по-настоящему испугался.
– Раз он испугался, значит, у наших подозрений имелись основания. Лоуренс был прав.
– Разве будет иметь значение, что мы не получим точных сведений про делишки твоей матери, если решительно положим им конец?
– Мне бы хотелось знать немного больше, – возразила Хелена. – Но мама – человек совсем непростой. Очень непростой, Эрнест, и, однако, на свой лад, очень наивный. Должна признаться, я считаю себя виновной в том, что неспособна принять ее наивность, не задаваясь вопросом о том, как именно она проявляется. Я говорю о бриллиантах в хлебе и о том, откуда у нее деньги. Это моя вина, Эрнест, но я не могу не задаваться вопросами, это естественно.
– Совершенно естественно, милочка, – сказал Эрнест, – и я не стал бы себя укорять.
– Ну, тебе-то себя укорять не в чем, Эрнест, голубчик.
Эрнест имел в виду: «Я не стал бы себя укорять на твоем месте», – но решил не объяснять. Легкий дождик зашлепал по окнам.
– Давай обратимся в частное сыскное агентство и закончим с этим, – предложил он.
– О нет, они могут что-нибудь обнаружить, – вполне серьезно возразила она.
Эрнест – он страшно не любил мокнуть – ушел вскоре после ужина, опасаясь, как бы мелкий дождик не превратился в проливной.
С его ухода прошло около получаса, была половина десятого, Хелена подумывала о вечерней молитве и о горячей грелке в постель, поскольку в доме было прохладно, когда в дверь позвонили. Вскоре в гостиную заглянула экономка средних лет.
– Кто там, Айлин?
– Миссис Хогг. Я усадила ее в прихожей на стул. Она хочет вас видеть. Говорит, что видела свет в гостиной.
Айлин была знакома с миссис Хогг – это была та самая девушка, чье замужество много лет тому назад устроил Лоуренс, прочитавший ее любовные письма. Хотя она не так давно вернулась на службу к Мандерсам, изрядно до того поколесив по свету, Айлин помнила о своих кухонных днях и особенно о миссис Хогг достаточно живо, поэтому ей не нравились ни появления этой женщины в доме, ни ее разговоры с леди Мандерс в гостиной.
– Я как раз собиралась ложиться, Айлин. Решила сегодня лечь пораньше…
– Так ей и скажу, – заявила Айлин и исчезла.
– Нет, пригласите, – крикнула Хелена вдогонку.
Айлин еще раз заглянула в гостиную, всем своим видом давая понять, что требует четкого окончательного распоряжения.
– Отправьте ее сюда, но скажите, что я собиралась ложиться.
Хелена прислушивалась к топоту сбегающей по лестнице экономки, и ее посетила нелепая мысль. Она подумала: «Как восхитительно быть собой», и все ее достоинства возникли перед ее мысленным взором, словно принадлежали другой женщине, – прекрасные манеры и собственность, которой она владела, хорошее здоровье, славный характер, скромность и благожелательность. Она почувствовала возбуждение от предстоящей встречи с миссис Хогг. Она ощутила свою силу – независимость и свободу безоглядно стать на сторону матери, если это потребуется.
Этого не потребовалось. Миссис Хогг проявила смирение. Начала она с извинений за предыдущий приход в связи с письмом Лоуренса:
– У меня было нервное расстройство. Я переработала в Святой Филомене. Иной раз за день проходило до ста тридцати паломников…
– Разумеется, Джорджина, – сказала Хелена.
Джорджина перешла к объяснениям. Она заново все обдумала. Ясно, что она неправильно поняла письмо молодого Лоуренса. Теперь она видит, что это он так шутил.
– Вам вообще не следовало его читать. Оно было не вам адресовано.
– Я хотела как лучше, – заявила Джорджина, прикладывая платочек к глазам. Она вручила письмо Хелене.
– Что это? – спросила Хелена.
– Письмо Лоуренса. Сами увидите, как я обманулась.
Хелена разорвала письмо надвое и бросила в огонь.
– Я надеюсь, вы ничего больше не станете делать в связи с этим, – сказала Джорджина.
– В связи с чем? Письмо сгорело. Что еще я могу с ним сделать?
– Я хочу сказать, с вашей матушкой. Бедная старая дама, не сомневаюсь, что она святая душа, – сказала Джорджина и добавила, заметив выражение ее лица: – В сущности.
Разговор затянулся на полчаса, пока до Хелены дошло, как отчаянно гостья стремится положить конец всему расследованию. А ведь не прошло еще и месяца, как миссис Хогг заявилась в коттедж ее матери. Хелену озадачила такая перемена, однако вид миссис Хогг, прикладывающей платочек к источающим слезы глазам, смягчил ее подозрения.
– Я рада, Джорджина, что вы образумились.
– Я хотела сделать, как лучше, миссис Мандерс.
– Если не ошибаюсь, вы навещали мою мать. Зачем?
Джорджина встревожилась. Хелена осознавала, что подтверждается одно из ее подозрений, а именно: ей было известно далеко не все из того, что произошло между ее матерью и миссис Хогг.
– Я думала, ей может понадобиться компаньонка, – ответила миссис Хогг невыразительным голосом. – Вы сами не так давно мне об этом сказали.
Хелена ощутила прилив храбрости.
– Вы хотите сказать, что предложили миссис Джепп свои услуги, когда считали ее преступницей?
– Католик может сотворить много добра и нечестивцам.
– Моя мать к ним не относится, Джорджина.
– Да, я это хорошо понимаю.
В дверь постучали:
– Ваша грелка в постели.
– Спасибо, Айлин.
Миссис Хогг встала со словами:
– Стало быть, я могу считать дело закрытым.
– Что вас, в конце концов, беспокоит? Разумеется, тут больше ничего не предпримешь, – сказала Хелена.
– Слава Богу! Теперь у меня будет легко на душе.
– Какое положение вы сейчас занимаете? У вас есть работа? – привычно спросила Хелена.
– Нет, леди Мандерс.
– И никаких перспектив?
– Никаких. Это меня тревожит.
– Приходите завтра в пять.
Прежде чем лечь спать, Хелена позвонила Эрнесту.
– Ты еще не ложился, Эрнест?
– Напротив, уже в постели.
– Ой, я тебя разбудила, прости.
– Да нет, я еще не спал.
– Я звоню только сказать, что после твоего ухода ко мне явилась миссис Хогг. По каким-то причинам она упорно стремится положить конец всем расспросам. Извинялась за свои подозрения.
