Но он сказал:
– Я же твой добрый друг, правда? Пожалуйста, согласись хотя бы на этот раз.
И она согласилась.
Это было в середине февраля. Через две недели она взяла согласие назад.
– Я ездила в монастырь поговорить с отцом Джеромом, – начала она.
– Прекрасно! – сказал Лоуренс. Последнее время она замечала, что Лоуренс охотно поощряет все ее связи с религией, тем более что сам он продолжал демонстрировать свой жизнерадостный скептицизм. В одно из воскресений она решила не пойти к мессе из-за простуды, отчего он страшно разволновался и предложил ей укутаться в теплый шарф, принес полоскание и выразил готовность отвезти ее в церковь и обратно в своем новом автомобиле, лишь бы она не пропустила службу. – Прекрасно! – сказал Лоуренс, услышав, что она навестила старика монаха, которого он знал еще с отрочества.
– Он говорит, – заявила Каролина, – что мне бы не следовало отправляться в Лозанну с тобой.
– Но он же знает меня! И уж конечно, знает, что на нас можно положиться, что это будет просто совместный дружеский отдых. Господи, да так постоянно отдыхают убийственно скучные пары. Господи, а я-то считал его разумным священником без предрассудков.
– Он сказал, что в свете наших прежних отношений мне бы не следовало выступать в обстоятельствах, способных привести к скандалу.
– Но о грехе не идет и речи. Даже я это понимаю. Не забудь, мне внушали католические взгляды.
– О грехе не идет и речи, но он сказал, что это подорвет веру, – возразила Каролина.
– Мы никому не скажем, что едем вместе. Маловероятно, чтобы нас кто-то увидел в марте в Лозанне.
– Тайная поездка еще хуже нетайной. Еще больше ущерба для веры. Я не могу поехать, ты уж меня прости.
Ее отказ огорчил Лоуренса сильней, чем она ожидала. Он не сказал ей то, о чем она догадалась: что его упорное желание побывать в марте в Лозанне как-то связано со стремлением пройти по следу бабушки. Каролина не учла, насколько ее участие было для него важно, и чем больше он ее уговаривал, тем крепче становилось ее решение полностью устраниться от этого дела. Разговор слишком ясно напоминал ей о событиях, предварявших автокатастрофу.
Лоуренс не стал на нее давить. Он принял ее решение с недавно появившимся необычным страхом: не следует слишком приближаться к Каролине, чтобы не спровоцировать перебранки. Именно в тот раз он, подавив разочарование, спросил ее по-дружески: «Как продвигается твоя книга?» – и она, занятая совсем другими мыслями, ответила: «Думаю, близится к концу».
– Вот как? А ты совсем недавно говорила, что тебе еще писать и писать.
Она мгновенно осознала свою ошибку, как и Лоуренс. У него сделался довольно беспомощный вид, словно он вконец запутался. Ей было невыносимо выступать в роли духовного тирана и ужасно хотелось освободить его от необъяснимых и столь близких ей, но столь чуждых ему мыслей.
– Я, понятно, предвкушаю конец работы над книгой, – сказала она, – чтобы, так сказать, свалить эту гору с плеч.
– Я-то, конечно, имел в виду, – с раздражением произнес Лоуренс, – книгу, которую ты пишешь, а не книгу, в которой, по-твоему, ты выступаешь действующим лицом.
– Я знаю, что ты имел в виду именно это, – смиренно согласилась она. И чтобы развеять неприятную атмосферу, мило улыбнулась ему и сказала: – Помнишь то место у Пруста, где он пишет о двусмысленном употреблении слова «книга» и замечает…
– К черту Пруста, – сказал Лоуренс.
– Послушай, – сказала она, – я не лезу в твои фантастические дела. И ты не лезь в мои. И еще, – продолжала она, – нам не о чем говорить нынче вечером. Я иду домой. Пешком.
Они ужинали в маленьком ресторанчике в пяти минутах ходьбы от квартиры Каролины, поэтому ее «пешком» прозвучало не так сурово, как она хотела, и позабавило Лоуренса.
– Последнее время мне стало трудно тебя понимать, – сказал он и добавил, чтобы ее успокоить: – Почему ты сказала, что книга близится к концу?
Каролине не хотелось отвечать, но его искренность не оставила ей выбора.
– Потому что происходящее вокруг нас имеет свои последствия. Особенно новость о знакомом твоей бабушки.
– О ком именно? – спросил Лоуренс.
– Как, ты ничего не знаешь? Хелена в крайнем возбуждении позвонила мне нынче утром, и, насколько я понимаю, это весьма удивительный…
– О ком именно?
– Об одном из тех, кого ты совершенно напрасно подозреваешь. Об Эндрю Хогарте. Судя по всему, он парализован, и отец возил его в небольшой храм Девы Марии во французских Альпах. Так вот, вчера они возвратились, и Эндрю начал шевелить парализованной конечностью. Хелена говорит – это чудо. Про чудо я ничего не знаю, но мне представляется, что этот случай завершает сюжет и приводит книгу к концу. Я не стану жалеть.
– Но они с января не выезжали за границу. И не собираются до середины марта, по крайней мере, я так понимаю. У меня есть причины считать, что Хогарты занимаются контрабандой бриллиантов, разве ты не понимаешь?
– Спроси у своей матери, – сказала Каролина. – Ей все об этом известно. Ее переполняют разные сведения.
– Теперь я не вижу большого смысла ехать в марте в Лозанну, – сказал Лоуренс.
«Бесподобная… Пас назад – грязная игра и свисток судьи… выглянуло солнце, все смотрится бесподобно, красная форма оркестра… это ощущение напряженности… и снова уже во втором тайме… первый драматический… бесподобная… с углового – гол в ворота “Манчестер Сити”… изумительный, бесподобный…»
Луиза Джепп сидела у приемника, завороженная гипнотическим звучанием голоса Лоуренса.
В тот же день, но много позже сам Лоуренс остановил свой новый автомобиль у коттеджа с громким визгом тормозов. Расположившись на стуле у плиты с откупоренной бутылкой пива, он спросил:
– Это правда – о молодом Хогарте?
– Он проходит курс психотерапевтического лечения, – ответила она, верно произнося трудное слово, поскольку если уж обращалась к таким словам, то употребляла и выговаривала их совершенно правильно.
– И он действительно начал двигать ногами?
– Да, шевелить – сказать «ходит» было бы преждевременно.
– Раньше ноги у него были полностью парализованы.
– О да. Поездки за границу пошли ему на пользу. Я знала, что пойдут.
– Полагаю, – сказал Лоуренс, – Хогарты отменили отдых в Лозанне?
– Ну да. И не нужно им разъезжать в марте, когда очень холодно. Дома куда как лучше. И Эндрю получает лечение.
– Наверное, – сказал Лоуренс, – они снова куда-нибудь отправятся в начале лета?
– Но не за границу, – ответила старая дама. – Кажется, в Сомерсет или Корнуолл, если парень потянет.
– Полагаю, бабушка, это означает, что ваше предприятие приказало долго жить?
