Книга Прогулки по Парижу с Борисом Носиком. Книга 1: Левый берег и острова, страница 59. Автор книги Борис Носик

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Прогулки по Парижу с Борисом Носиком. Книга 1: Левый берег и острова»

Cтраница 59

Кроме того, у Сутина и комнатки своей чаще всего не было, так что неизвестно даже, у кого он нынче пристроился дрыхнуть, пьяный, кто пустил его из милости. Скорей всего, друг его и земляк Пинхус Кремень, вместе с которым он приехал сюда из Вильны. Кременя послали родители, а нищему Сутину никогда было бы не добраться в обетованную землю художников, кабы не подвернулся меценат-благодетель. Французы и все прочие нерусские обитатели «Улья» не уставали удивляться рассказам об этой сказочной породе – о русско-еврейских меценатах. Вот и этот адвокат, давший деньги Шагалу (Винавер), услышав рассказ про странного грязнулю Сутина, решил, что еще сотня в месяц его не разорит, а Господу добрые дела угодны… Впрочем, он ведь, скорей всего, и не верил в Господа, знаменитый Винавер, а приход всеобщего Добра надеялся ускорить насилием. Однако в отличие от какого-нибудь Ульянова-Ленина Добро и Доброту считал смежными понятиями, а вовсе не антиподами.

И вот теперь он искал тут «настоящую» живопись, этот странный клошар Сутин в этом странном Париже на скотобойно-космополитической окраине близ Версальских ворот. Пока он открыл, впрочем, лишь этот (давно уже известный миру) недорогой и гениальный способ отключаться от мучительных, разъедающих душу поисков и сомнений – винцо… Оставалось только, чтоб кто-нибудь угостил. А принц Модильяни, не видящий смысла ни в своих, ни в чужих деньгах, разве он откажет? А если еще накушаться с ним вместе… Позднее озлобленный, разбогатевший и по-прежнему несчастный Сутин жаловался, что это Моди научил его пить вино. Может, так оно и было. Ну а кто научил Моди? Он-то отчего пил, этот искушенный, высокообразованный тосканский сефард? – спросите вы.

Задайте вопрос попроще, чем этот, – отчего люди пьют? Я не знаю ответа. Тем более что сам я не пью. Зато меня необъяснимо волнуют всякие другие глупости. Например, то, как взглянула на меня, старого страшилу, молодая пассажирка в метро. Или то, как понравилось другу мое новое стихотворение. Или то, как сбегают (или, наоборот, карабкаются) по склону старые виллы на севере Ниццы. Казалось бы, чего волноваться, сколько уже видел я этих горных поселений – на Корсике, в Марокко, в Дагестане, в Италии, на Майорке да и в Ницце довелось побывать не один раз, – а снова волнует… Или вот еще – «Улей»… Но вы все же съездите в Данцигский проезд в Париже. Может, и вас взволнует…

По склону горы Святой Женевьевы
На веселой улице Муфтар

Даже трудно объяснить, чем она так знаменита, эта веселая узкая улица левого берега, что сбегает вниз от площади Контрэскарп по склону горы Святой Женевьевы навстречу авеню Гоблен? Может, просто вечным оживлением своим, и греческими ресторанами, и старыми домами, и старыми вывесками, и необычными магазинами, и странным названием (в местном интимном обиходе просто Муф, а при написании, как водится у французов, букв в три раза больше – Mouffetard). A может, добавил ей славы своим романом про парижский вечный (портативный, как уокмен) праздник этот живший в молодости у самой Контрэскарп американец Хемингуэй, приманил к ней толпы американцев. А может, она и до него была такой… Во всяком случае, есть что-то особое и привлекательное во всем ее облике, в самой ее атмосфере. Взять хотя бы нижнюю ее часть, ближнюю к церкви Сен-Медар: старинные дома с рисованными вывесками на стенах, изобильные, красочные витрины, набитые снедью, живописнейший базар и умилительная в своей подлинности старинная церквушка со сквером. Вдобавок в ней есть что-то негородское, в этой улице, что-то нестоличное, деревенское, во всяком случае, особое. И она про это знает, улица Муфтар, и особость свою бережно хранит, ибо особость эта привлекает туристов, а туристы приносят доход, чего греха таить… Но дается она ей, эта особость, на первый взгляд с большой легкостью, так что даже забываешь среди ее деревенского веселья (непохожего на бьющий в глаза городской шик Елисейских Полей) о подлинной древности этих мест.

А ведь Фобур Сен-Медар (то есть слобода Сен-Медар), как и соседняя с ней слобода Сен-Марсель, принадлежит к числу самых старых парижских слобод. Тут, у самой переправы через речку Бьевр, еще в IX веке стояла часовня – на дороге, что вела из Лютеции в Рим, в Италию: от горы Святой Женевьевы вниз до переправы, по дороге, что проходила вдоль нынешней авеню Гоблен к нынешней площади Италии (близ которой – как раз на полпути от родной Москвы до милой Италии – я теперь и живу). Утверждают, что с 1350 года аж до самого 1953-го был у этой переправы рынок, позднее толкучка (или «вшивый», а по-здешнему «блошиный», рынок). В XV веке была построена нынешняя церковь Сен-Медар, а в XVI она перешла в ведение монастыря Святой Женевьевы, что был на горе (на его территории нынче находится лицей Генриха IV), и слободы Святой Женевьевы (ныне, почитай, почти центр Парижа).

Церковь эта – один из замечательных образцов «пламенеющей готики», последующие века щедро украшали ее, обогащали ее интерьер замечательными произведениями архитектуры, живописи и ваяния. Близ церкви Сен-Медар разворачивались памятные события французской истории. Известно, что на соседней площади Патриархов (она и нынче носит это старинное название) стоял некогда дворец, в котором и правда жили какое-то время видные католические священно-служители, но в XVI веке уже обитал некий приверженец протестантов-кальвинистов, уступивший им часть своего дома для богослужений.

Надо сказать, что королева Мария Медичи смотрела сквозь пальцы на наличие разных течений в христианстве, в ту пору у нее хватало на это терпимости. Однако близкое соседство на пятачке близ переправы католического прихода Сен-Медар и воинственной кальвинистской общины добром не кончилось. В конце концов они вступили в драку, и в знаменитой этой «потасовке» полегло немало народу с обеих сторон, после чего кальвинисты разгромили церковь, а католики подожгли молельный дом кальвинистов. Случилось это осенью 1561 года, а несколько месяцев спустя произошла резня в Васси, и политике религиозной терпимости пришел конец. Во Франции потянулись долгие и жестокие религиозные войны, а начиналось все, как вы поняли, здесь, на тихой, прелестной площади у церкви Сен-Медар.

Позднее в церкви Сен-Медар нашли приют гонимые янсенисты. Из их числа особенно популярен был среди паствы дьякон Франсуа Пари, человек воистину святой жизни. Он похоронен был на крошечном погосте близ церкви, и очень скоро его могила стала местом паломничества. Верующие валили сюда валом, несли за собой носилки с увечными, и говорят, что кое-кто из них и впрямь исцелялся на святой могиле, однако еще большее число паломников приходили здесь в экстаз и неистовство, бились на земле в истерике, дергались в конвульсиях. В конце концов (это было уже в 1732 году) на ограде погоста появился королевский рескрипт, временно запрещавший все сборища, исцеления и прочие чудеса на могиле. Долгое время ажиотаж еще не унимался, но мало-помалу про могилу дьякона было забыто, так что нынче в скверике, на месте былого погоста, тихо. Няни и мамы прогуливают деток, пенсионеры – собачек, клошары пьют вино из дешевых пластмассовых литровок, служащие и студенты жуют бутерброды в обеденный перерыв. Я и сам не раз, выйдя из русской библиотеки, жевал здесь на скамеечке батон-багет или (что еще дешевле) банан.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация