Андрей рассчитался, и они с Лизой поднялись по винтовой лестнице.
Номер был небольшой, но в нем было все. Шкаф, узкая двуспальная кровать, одна прикроватная тумбочка, кондиционер (он в мае не нужен), маленький квадратный телевизор, туалет, душ. Даже полотенца и одноразовые тапочки.
В открытое окно, затянутое сеткой, Андрей на противоположной стороне улицы рассмотрел табачную лавку. Лиза надела купальник, и они пошли к морю по убитой дороге, вдоль которой росли платаны и эвкалипты. Попалась бамбуковая роща, обнесенная полиэтиленовой красной ленточкой, на одном деревце красовалась вырезанная ножом надпись «Петюня+Витюня Руза 2011».
До моря оставалось сто метров, когда дорогу преградил крепкий седой старик в парусиновых брюках и белой рубашке в темно-зеленую клетку. Он что-то спрашивал требовательно и настойчиво.
– Иди, иди, – сказал Андрей и слегка оттолкнул старика.
– Бараны, – прошамкал старик и махнул на них рукой.
– Похоже, на пляж по билетам, – Лиза кивнула на желтую будочку, в которой сидела опрятная абхазка в черном платье и черной налобной повязке.
– Охренеть, – Андрей схватил Лизу за руку, и пока старик отвернулся и пытался позвать еще кого-то, они прибавили шагу.
Уже через десять метров где-то на горизонте возникла синяя безбрежная полоска, и запах гниющих водорослей и сладковатого йода ворвался в ноздри.
– Море, море, – засмеялась Лиза и, бросив руку Андрея, сняла сланцы и босиком побежала к пляжу.
Они искупались, входить приходилось по гальке, но камешки были крупные, поэтому боль была терпима, а Андрей так вообще не снимал резиновые вьетнамки.
Поели хачапури в прибрежном полуресторане, заказали аджапсандал.
– Смотри, шашлык из свинины, – ткнула в меню Лиза, – а баранины нет.
Вдалеке у края изогнутой, как рог буйвола, бухты торчал отель «Абхазия», и, разглядывая его высотную стать, Андрей чувствовал, как с трудом справляется с накатывающим раздражением, которое душило и гнало его куда-то вперед, и только подойдя к отелю на небольшое расстояние, он понял, что гостиница – это просто пустой мрачный бетонный каркас, на который накинута легкая зыбкая ткань с нарисованными окнами. Так в стыдливой угрюмой Москве в центре укрывают разрушенные и забытые памятники архитектуры в надежде, что когда-то кто-то приведет их в порядок.
Лиза постоянно прыгала рядом, щелкала дорогущим тяжеленным фотоаппаратом, носилась, как болонка, и причитала:
– Красота, красота.
И вправду. По ровной сиреневой глади мигающих волн всплывали эмалированные барашки. Белоголовые красавцы катера и желтобокие бананы геометрически выверенно носились по водному блюду. Солнце-вишенка жгло немилосердно, и Андрей почувствовал, что ему надо выпить. Благо на каждом шагу стояли палатки, торгующие разливным домашним вином, да и просто на ящиках у дороги сидели пожилые измученные абхазки и предлагали терпкую саднящую пурпурную влагу.
Вино бодрило, но не пьянило, Лиза тоже немного попробовала. Побродив еще час по побережью, они пошли в номер.
В номере на кровати, на покрывале сидела хозяйка, наверное, у нее был второй ключ. Она перебирала в красных широких руках со вздувшимися венами косынку, потом посмотрела на Андрея и Лизу и сказала:
– Приезжали на джипе, хотели на десять дней, а у меня все занято, – хозяйка подняла коричневые глаза от пола и перевела взгляд на магнолию, вросшую в сухую хрупкую почву за окном. – Но мы честные люди. Я вас выселять не стану, – она встала с кровати, отряхнула широкую темную юбку и не спеша пошла к двери. В проеме остановилась, обернулась и произнесла: – Меня зовут Амра.
Когда хозяйка ушла, Лиза предложила:
– Может, на экскурсию?
Микроавтобусы уходили в центр прямо от рынка. Вальяжные полицейские с калашами на плечах, сняв фуражки, пили разливное сухумское пиво, расположившись у плетеных столиков возле ларька. Стайки подростков сидели под кипарисами на корточках, размахивали руками, что-то бурно обсуждая на местном наречии, иногда переходя на русский.
Андрею и Лизе повезло, группа отъезжала прямо сейчас. Лизе все было в диковинку, и она, не отрываясь от окна, что-то увлеченно спрашивала у экскурсовода, молодого парня, закончившего Московский университет и теперь подрабатывающего в сезон.
Экскурсовод любил Абхазию, а Андрей Абхазию не любил. Эта нелюбовь мучила его всю дорогу, все остановки. Даже кода они вышли на пирсе, где прожженные веселые рыбаки ловили на самодуры прожорливую ставриду величиной с указательный палец, и ему показалось, что это тяжелое чувство отступает перед красотами природы, он все равно не мог избавиться от чудовищного напряжения, мучившего его с утра.
– Когда грузинский десант в 1992 году высадился на побережье, то если бы не русские казаки… – Андрей слышал только обрывки фраз, слова пролетали мимо его слуха. Он зачем-то на спинке переднего пыльного сиденья написал пальцем «Свобода», а потом стер. Серый налет въелся в ладонь. На остановке он подошел к морю и опустил руки в волну. Соленая зыбкая жидкость смыла липкую грязь, и Андрей почувствовал себя лучше.
Когда они вернулись, уже стемнело. По пустому дворику бродила русская женщина – кастелянша, перебирала постельное белье и выгребала грязную посуду со столов, приговаривая: «Ножки мои, ноженьки». Лиза устала и пошла спать. Андрей сел покурить напротив собачьей будки. Пес признал в нем своего и молча следил за огоньком.
– Родного отца убили, – сказала кастелянша, показывая на хозяйское окно, в котором спали сыновья.
– За что? Кто?
– С войны пришли и убили.
– И что, даже дело не завели?
– Нет тела, нет дела. Сожгли и прах в бетонные дорожки закатали.
«Сумасшедшая», – подумал Андрей, вышел за калитку и пошел в ближайший магазинчик за вином. Купив марочного «Лыхны», он протолкнул ключом пробку внутрь и выпил бутылку из горла, стараясь по московской привычке не попасться на глаза полиции.
Утром Лиза долго нежилась в постели, а Андрей с болью в голове собирал рюкзак. Решили днем ехать в Новый Афон, походить по монастырям, не то чтобы помолиться, но походить. Странно приехать в Абхазию и не посетить Новый Афон.
Увидев собравшихся, не продливших жилье постояльцев, Амра тяжело вздохнула, но ничего не сказала, только зашла на летнюю кухню и вынесла им в дорогу свежий пахучий чурек и пол-литровую пластиковую бутылку прозрачной чачи. Чувство досады не покидало Андрея.
Под Новый год Андрей и Лиза наряжали елку. Елка оказалась небольшая, но пахучая. Мятная, медовая смола сочилась из ветвей, как молодое вино. За окном шел белый, предательский, безнадежный снег, и идти ему было еще четыре месяца. Когда Андрей смотрел в окно, ему казалось, что там море. Яркое, сиреневое, ласковое. И чайки. И блики. И теплоходы.
Нервический смех
Как-то они узнавали день, когда дед получал пенсию, а пенсия была большая, ветеранская, ее хватало не только для оплаты коммунальных услуг, но и на жизнь. Жил дед после смерти бабушки скромно. Продукты ему мы покупали и носили в однушку, убираться я приходила, поэтому оставаться должно было очень много по меркам нашего небольшого городка. К тому же дед и дом собственноручно рубленный продал, деньги на карточку положил. Продал по дешевке. Приехал армянин, поцокал, походил, заглянул в сараюшку, зашел в гараж, зачем-то пнул собачью будку, осмотрел пятнадцать соток огорода, назвал цену, мы, конечно, поторговались, но у нас же покупателей совсем нет, все уезжают в Москву и Сочи.
