Приказ ГУК СА от 26 декабря 1953 года № 01256. Издан 9 лет спустя после завершения процесса и приведения в исполнение смертного приговора
Здесь следует сразу же оговорить одно важное обстоятельство. В данном случае мы обсуждаем не реальность участия Жиленкова в покушении, а то, как на это смотрели органы госбезопасности СССР. Судя по всему, вся составляющая дела, относящаяся к РОА, КОНР, Жиленкову, Власову и т. д., была придумана в НКГБ/МГБ и озвучена в протоколах допросов пойманного агента не им, а следствием. Однако, как ни парадоксально, в данном случае важны не факты, а действия ведомства госбезопасности, предпринятые им на основании добытых или же сфабрикованных, неважно каким путем, свидетельских показаний. Ведь на следствии важна не реальность, на которую можно вообще не обращать внимания, а только материалы дела, которые вначале были успешно созданы, однако потом никак не использованы. Значит, следствие получило команду игнорировать добытые показания, но почему? По какой причине уже прекрасно подготовленный «острый» материал остался в сейфе и не был оглашен на процессе 1946 года?
Это могло произойти только по четырем причинам: (1) недоказуемости; (2) политической нецелесообразности; (3) особой секретности; (4) по особым оперативным соображениям. Рассмотрим их в той же последовательности.
Вариант с недоказуемостью следует отбросить сразу же. Следствие по делу Шило-Таврина располагало достаточными доказательствами самого активного и деятельного участия Жиленкова в организации и подготовке покушения, а судебная коллегия не стала бы придираться к неким возможным мелким погрешностям или сверять даты в лагерных картах на непонятном немецком языке. Адвокатской защиты у подсудимых не было. Да и вряд ли у судей возникли бы сомнения в правдивости показаний агента СД, взятого с поличным, с массой вещественных доказательств, с сообщницей, при обстоятельствах, исключавших любую возможность подтасовки фактов. Конечно, следователь мог бы усмотреть в материалах дела определенную ущербность, но исправить ее не составило бы никакого труда. Получить требуемые или нужным образом скорректировать уже имеющиеся показания можно было элементарно, и при наличии такой необходимости такую операцию проделали бы в течение одного дня. Следовательно, дело не в этом.
Вариант политической нецелесообразности оглашения тоже не выдерживает критики. Наоборот, с пропагандистской точки зрения было бы очень выгодно вменить в вину предателю еще и организацию конкретного террористического деяния. Что следствие и попыталось сделать, однако вместо факта подстрекательства Таврина в обвинительное заключение попадает совершенно иная и весьма расплывчатая формулировка:
«ВЛАСОВ, ЖИЛЕНКОВ, ТРУХИН, МАЛЫШКИН, ЗАКУТНЫЙ, МЕАНДРОВ, БУНЯЧЕНКО и др. … организовали шпионаж и диверсии в тылу советских войск, убийства офицеров и солдат Красной Армии, а также подготавливали террористические акты против руководителей ВКП (б) и Советского правительства.
<…>
В апреле 1943 года ЖИЛЕНКОВ по заданию немцев сформировал т. н. гвардейскую ударную бригаду «РОА» с целью последующего использования ее в качестве базы для подготовки террористов и диверсантов, о чем представил в гестапо специально разработанный им план организации террористических актов против руководителей ВКП (б) и Советского правительства. Этот план был направлен ЖИЛЕНКОВЫМ в 6 отдел главного управления имперской безопасности Германии.
<…>
ЖИЛЕНКОВ заявил, что в апреле 1943 г., по поручению Власова, он выехал в район г. Пскова для оказания помощи белоэмигрантам полковникам Иванову и Сахарову в формировании «гвардейской ударной бригады». Инициаторами ее создания были немцы. Для указанной бригады отобрали 500 человек из карательной бригады полковника Гиль-Родионова. Затем был составлен план формирования этой бригады, который направлен на утверждение в 6-й отдел Главного управления имперской безопасности.
План предусматривал подготовку кадров для шпионско-диверсионной и террористической деятельности в тылу Красной Армии, а также для ведения фронтовой разведки. Предполагалось сформировать два полка — полк особого назначения и стрелковый полк. Полк особого назначения должен был проводить агитацию и пропаганду в частях Красной Армии за переход в будущую «РОА», совершать террористические акты против руководителей партии, Советского правительства и высших военных чинов.
Имелось в виду, что специально подготовленные группы из состава этого полка будут переброшены в районы Москвы, Ленинграда, Куйбышева, Свердловска, Горького, Иваново и Ярославля с целью создания там антисоветского подполья, внедрения в части Красной Армии агентов для разложения моральных устоев и совершения террористических актов. Намечалось забросить 75 групп только в г. Москву. Планировалась также и подготовка специальных групп для проведения разведывательной работы в частях Красной Армии.
Для осуществления террористических заданий должны были выделяться специально подготовленные люди. Предусматривалось совершение терактов против Сталина, Молотова, Кагановича, Берии, Жукова, Василевского. В круг деятельности этого полка входила также заброска диверсионных групп для организации выступлений заключенных и ссыльных на стороне Власова.
В задачи стрелкового полка входили вооруженные выступления на отдельных участках фронта, организация перехода красноармейцев на сторону немцев, захват ценных документов и «языков». Указанный план подписал он, ЖИЛЕНКОВ, и командир бригады Иванов.
Затем план обсуждался с заместителем начальника 6-го отдела Главного управления имперской безопасности подполковником СС доктором Грейфе, после чего они представили последнему заявки на военное обмундирование, вооружение, снаряжение, денежные средства и документы, необходимые для агентуры.
Руководителями двух первых групп по 3–4 чел. для заброски в тыл СССР планировались подполковник Бочаров А. и майор Грачев И. А. Однако этот план немцами принят не был»
[222].
Как видим, следствию очень хотелось инкриминировать Жиленкову террористические намерения и действия, но получалось это с трудом и не слишком убедительно. Зато почему-то столь выигрышный эпизод, как история с покушением Таврина, не нашел отражения в материалах процесса, хотя в данном случае ничего не требовалось добавлять и «притягивать за уши». Но сделано это не было. Следовательно, дело заключалось не в политической нецелесообразности.
Соображения секретности тоже не могли повлиять на оглашение материалов следствия, поскольку процесс над руководителями РОА и КОНР, как известно, был закрытым, в открытых источниках он освещался очень дозированно. Всех лишних всегда можно было удалить из зала, остальные же участники процесса были связаны обязательствами сохранения тайны и потому полностью надежны. Следовательно, дело заключалось и не в этом.
