Кроме того, обращает на себя внимание еще одно обстоятельство. В штабе дивизии на основании всех списков из всех ее частей и подразделений данные по убыли личного состава вносились, в частности, в журнал боевых действий. Между тем, изучение ЖБД 359-й стрелковой дивизии показывает, что в период с 29 мая по 15 июня в нем нет отметки ни об одной пропаже без вести, тем более офицера, хотя потери фиксировались весьма скрупулезно. В журнале отмечены не только людские, но даже конские потери, а вот отметка об исчезновении ротного командира отчего-то отсутствует. Факт многозначительный.
Однако вернемся к дате возврата гипотетической разведгруппы. Следует иметь в виду, что в практике войсковой разведки дата гибели или пропажи без вести военнослужащего указывалась либо по дате возврата разведчиков из поиска, либо по факту события. Поэтому не исключено, что разведгруппа находилась в тылу противника даже позднее 12 июня, но в любом случае мы получаем не менее двух недель нахождения ее за линией фронта. Совершенно очевидно, что это не полковое звено. Дивизионная разведка действовала, как правило, на глубину не далее 5–8 километров, и такие сроки пребывания ее разведгрупп тоже являлись необычными (хотя, безусловно, иногда и случались). Следовательно, скорее всего, Таврин должен был быть отправлен с разведгруппой не ниже армейского, а то и фронтового уровня, для которых это являлось нормальным. Ненормально другое — сам факт включения в столь серьезные группы командира пулеметной роты, которому там совершенно не место. Если он произошел в действительности, то это означает, что кто-то довольно высокопоставленный распорядился взять его с собой и, судя по всему, вывести в немецкий тыл на достаточную глубину. Зачем? Ведь у всякого действия должна быть определенная цель, здесь же таковая не просматривается.
Критики данной теории утверждают, что в направлении через линию фронта командира пулеметной роты ничего экстраординарного нет, поскольку не исключено, что этот опытный боевой офицер мог быть там зачем-то очень нужен. Увы, здесь следует вспомнить послужной список Таврина, занимавшего боевую должность в лучшем случае неполные три недели, а до того с момента призыва ведавшего валенками, полушубками, лошадьми, повозками и прочим хозяйственным и гужевым имуществом. Ценность данного командира в разведывательном поиске явно стремилась к нулю, и направить туда вчерашнего снабженца и обозника мог лишь человек, совершенно не интересующийся результатом — или же тот, кто хорошо знал, зачем нужно именно это.
Консультировавший автора ветеран «СМЕРШа», полковник в отставке Зариф Ахмедович Валяев вначале предположил, что Таврина могли отправить в разведку в рамках оперативно-проверочных мероприятий, то есть специально насторожили вопросом и послали за линию фронта, чтобы пронаблюдать, не попытается ли он уйти к противнику. Однако он тут же и отмел свою гипотезу по причине того, что подобные проверки, во‑первых, проводились в самых исключительных случаях, во‑вторых, они не занимали две недели, и, самое главное, они обеспечивались на высочайшем уровне безопасности. Проверяемого ни на секунду не оставляли без плотного надзора и сопровождения, так что уход его был в любом случае исключен. Зато зачастую похожим способом выводились в тыл противника советские агенты.
И, наконец, последняя версия о тривиальном ночном уходе к немцам из передовой линии траншей. Она не соответствует показаниям подследственного в Москве, но зато выглядит куда более реальной, лишенной всех отмеченных нами нестыковок. В общем, это было более похожим на действительный ход событий, хотя бы потому, что в немецких материалах мы не находим упоминания о перебежчике — войсковом разведчике и упоминания в его показаниях о разведгруппе. Кроме того, уход в данном случае был технически наиболее легким и беспроблемным. В соответствии со статьями 321 и 323 БУП-42 (Часть II), в рассматриваемый период времени пулеметная рота использовалась рассредоточенно, часть ее расчетов располагалась в боевом охранении. На ночь они выдвигались на огневые позиции на переднем крае или впереди него для обеспечения косоприцельного и флангового огня по наиболее опасным подступам. Это позволяло командиру роты под предлогом проверки позиций пулеметчиков выйти за передовую линию траншей и раствориться в ночи, не вызывая вопросов. Однако, повторяем, ни в одном из источников такой вполне вероятный вариант не фигурирует.
Заметим, что факт перехода Таврина к противнику остался незамеченным, его искренне полагали пропавшим без вести, вне зависимости от возможной спорности обстоятельств. Подтверждением этого является приведенная выше сводка о безвозвратных потерях, так и оставшаяся единственным фиксирующим это обстоятельство документом. В случае установления перехода военнослужащего к противнику все оформлялось совершенно иначе. Возможно, читателям будет небезынтересно ознакомиться с тем, что же происходило в таких случаях.
Командование полка отправляло на имя начальника Главного управления формирования и укомплектования войск Красной Армии секретное «Внеочередное донесение о чрезвычайном происшествии» по стандартной форме. Дополнительные экземпляры документа получали Военный совет фронта, Военный совет армии, командир дивизии, начальник Особого отдела НКВД дивизии, военный прокурор дивизии.
В текстовой части перечислялись: наименование части, в которой произошел переход (обычно полк и дивизия), вышестоящее соединение, вид происшествия (в данном случае переход на сторону противника), время происшествия, место происшествия и демографические данные о виновниках происшествия или участниках происшествия и пострадавших при происшествии. Затем следовало описание событий и выводы. К примеру, одно из типичных донесений такого рода сообщало о них следующим образом:
«7. Краткое описание причин и обстоятельств происшествия.
В 6—00 2.8.42 г. бывший красноармеец БОГДАНОВ Василий Еремеевич вместе с красноармейцем Кривошековым были поставлены на пост, с ручным пулеметом, на переднем крае обороны.
В 7—00 командир отделения Андагулов, поверяя пост, нашел, что оба они несли службу бдительно, после чего направился в дозор для проверки бдительности несения службы. Спустя 20‑30 минут красноармеец Кривошеков вызвал командира отделения и доложил, что Богданов отсутствует на посту.
Принятые меры по розыску не дали положительных результатов.
Здесь обнаружено было, что следы по траншее, бежавшего бандита Богданова, направлены в сторону врага.
8. Предварительные данные о виновниках.
Виновником в переходе на сторону врага бывшего красноармейца Богданова в первую очередь является командир взвода младший лейтенант ЛАРИОНОВ, который санкционировал часовым стоять друг от друга на расстоянии 4-х метров, причем часовые друг друга не видели, так как им мешала крутизна хода сообщения.
Командир отделения Андагулов, получивший сигнал о побеге изменника Родине, не принял тотчас же мер к преследованию, а побежал с докладом о случившемся к командиру взвода.
Виновниками являются также командир 3-й стрелковой роты старший лейтенант Родин и политрук роты — младший политрук Фомин, как невыполнившие указаний командира полка.
