Да и с самим замыслом возможного использования агентом пистолета и отравленных пуль далеко не все в порядке. После первого допроса Шило-Таврин переменил свои показания относительно планов покушения и на первое место поставил стрелковое оружие. Сообщение оперативных ведомств от 30 сентября 1944 года № 4126/М информировало ГКО о задании террориста:
«1) После выброски на территорию СССР прибыть в Москву и прописаться на частной квартире под видом майора Красной Армии, находящегося в отпуску после ранения…
2) Обосновавшись в Москве, устанавливать знакомства с техническими работниками правительственного аппарата… Через этих лиц выяснять маршруты движения правительственных машин, время и место торжественных заседаний с участием руководителей Советского правительства.
3) Используя документы и соответствующие знаки отличия Героя Советского Союза, проникнуть на торжественное заседание и стрелять из автоматического пистолета отравленными разрывными пулями в ____________
[141].
4) В случае невозможности проникнуть на торжественное заседание, стрелять из аппарата «Панцеркнаке» по машине, в которой будет следовать ____________
[142]»
[143].
Как видим, вариант с гранатометом был назван в качестве резервного. Но на пистолет как на основное оружие, даже заряженный патронами с отравленными пулями, полагаться не стоило. Вероятность скрытого проноса его на торжественное заседание в Большой театр или Большой Кремлевский дворец равнялась нулю даже при наличии приглашения. Гости таких мероприятий обязательно сдавали в гардероб портфели, планшеты и верхнюю одежду, при этом специально обученные гардеробщики помогали им раздеться и, как правило, как бы невзначай проводили руками по их телу с целью обнаружения оружия. Затем приглашенных собирали в отдельной комнате или комнатах, где охрана, как правило, уже открыто охлопывала их перед входом в основной зал заседания. Такой проверкой меры безопасности далеко не исчерпывались. В зале находились рассаженные по определенной системе охранники в гражданской одежде или общевойсковых мундирах, способные мгновенно пресечь любое несанкционированное действие любого подозрительного участника заседания. Этой группе сотрудников охраны помогали стоящие в проходах их коллеги и наблюдатели в ложах и на балконах. Специальные дежурные одним поворотом рубильника гасили освещение сцены, что исключало возможность произвести прицельный выстрел по охраняемым персонам. Понятно, что в таких условиях любая попытка покушения с использованием пистолета была изначально обречена на провал.
Предназначение ручных гранат в экипировке агента тоже не вполне понятно. Где и когда планировалось их применение, куда Таврин собирался пронести их, как рассчитывал подойти к объекту покушения на расстояние броска, как он мог предполагать, что ловящие малейшее движение охранники при замахе не расстреляют его сразу из нескольких стволов? Вспомним, агент не был наивным юношей, он провел несколько месяцев на фронте, часть которых пришлась на период кровопролитных боев под Ржевом, он долго готовился в учебных центрах «Цеппелина» и не мог не представлять себе систему охраны высокопоставленных лиц, хотя бы и в общих чертах. Как видим, гранаты ему тоже не были нужны, если, конечно, на них не делалась ставка в качестве средства обеспечения отхода после покушения. Да и вообще вся затея с транспортировкой силами двух агентов такого количества боевого снаряжения выглядит непродуманной авантюрой. Не лучше ли было отправить Таврина и Шилову с двумя табельными пистолетами ТТ на двоих, а весь арсенал переправить в Москву вспомогательными агентами, заложив его в тайник или, что реальнее, спрятав на конспиративной квартире? Конечно, организационно такая схема выглядит сложнее, но ведь «покушения века» тоже совершаются не каждый день.
Отдельного разговора заслуживают награды, повешенные «Цеппелином» на гимнастерку Таврина. В данном случае речь идет не о нарушении установленного порядка их ношения, а о самом комплекте наград. Некоторые исследователи полагают, что СД явно переборщила с набором регалий, совершенно не характерных для офицера военной контрразведки, каковым, согласно документам, являлся «майор Таврин». Критикуется и сфабрикованная немцами вырезка из газеты «Красная звезда» за 1943 год с сообщением о присвоении Таврину звания Героя Советского Союза. Утверждается, что она могла демаскировать агента, поскольку любой патруль якобы был в состоянии определить, что медаль «Золотая Звезда» № 565 в действительности выдавалась в 1941 году
[144].
Награды и документы на них из экипировки агента
Однако в данном случае, вероятно, придется вступиться за германских разведчиков, отнюдь не столь недальновидных и легкомысленных, как может показаться некоторым нашим современникам.
Изъятые у Таврина и Шиловой предметы одежды
Безусловно, на мундире заместителя начальника ОКР «СМЕРШ» армии и Звезда Героя Советского Союза и орден Александра Невского были лишними, совершенно нехарактерными для военного контрразведчика, и могли только возбудить подозрение, особенно в столице. Но вспомним показания Таврина, утверждавшего, что он должен был использовать документы и знаки отличия Героя Советского Союза только для проникновения на торжественные заседания с участием членов правительства. Скорее всего, все это просто хранилось у агента в багаже в ожидании начала непосредственного выполнения поставленной перед ним основной задачи. А комплект наград на кителе майора, вероятнее всего, соответствовал его фотографии на удостоверении: ордена Ленина (это все же было некоторым перебором), Красного Знамени и Красной Звезды.
На последующей стадии выполнения задания Таврин должен был пользоваться другими документами, и в этом варианте высокие награды могли оказаться вполне уместными. Что же касается газетной вырезки с датой награждения, то в этом отношении критики тоже неправы: ни один патруль на месте не мог провести сличение номера награды и даты ее выдачи.
