По сравнению с позднейшими версиями событий в очерке Соловьева отсутствовало упоминание о повреждениях, полученных самолетом от зенитного огня. Сообщалось, что террорист пользовался фамилиями Гаврин, Серков и Таврин, и о фамилии Шило как его настоящей фамилии. Везде в дальнейшем его именовали Политовым, якобы по агентурной кличке, полученной им в германской разведке. В действительности «инженером Политовым» агент именовался в документах прикрытия, выписанных немцами в период его обучения в Пскове, что ни в коем случае не следует путать с оперативным псевдонимом. Под предательство, как и положено, подводилась классовая основа: автор специально указывал, что агент был «сыном крупного кулака». Эта фраза, кстати, почти точно цитирует подлинный документ — сообщение НКВД СССР, НКГБ СССР и ГУКР НКО в ГКО от 30 сентября 1944 года. Как и практически во всех дальнейших публикациях, перевозивший агентов самолет именовался моделью «Арадо 332», тогда как в действительности такая машина не выпускалась вообще, а агентов доставил через линию фронта четырехмоторный «Арадо» Ar-232 В-05. (Кстати, это вполне объяснимо. В период войны советские авиационные специалисты неверно идентифицировали данный самолет. Даже служебный фильм НИИ ВВС Красной Армии об этом самолете был выпущен под названием «Арадо-332», а позднейшие исследователи далеко не сразу перепроверили эту информацию). Допущена ошибка и в модели использовавшегося ими мотоцикла, вместо советского М-72 указан немецкий «Цундап». Портативный гранатомет «Панцеркнакке» почему-то назван «своеобразным вариантом ручного бронебойного миномета». Лидия Шилова везде именовалась не женой, а сожительницей Таврина, вероятно, для усиления ее негативного образа. Соловьев, искажая действительность, характеризовал ее как старого, проверенного агента штурмбаннфюрера Краусса. Он утверждал также, что документы на имя Шиловой ей сфабриковали немцы, тогда как это была настоящая фамилия женщины по первому мужу. Автор или же лица, дававшие ему информацию, с незаурядной фантазией утверждали, что подготовка агента «Политова» обошлась в 5 миллионов марок. Более того, автор заявлял, что финансировало подготовку Таврина (а значит, и осуществляло всю операцию) гестапо, что совершенно невозможно ввиду абсолютно иной специализации государственной тайной полиции нацистской Германии. Ничего не сообщалось о контактах Таврина с РОА до момента его привлечения к операции по устранению Сталина.
Именно Соловьев в качестве источника информации, будто бы заблаговременно известившего советскую разведку о предстоящем покушении, указал агентов внутри рейха — некую лично работавшую на передатчике фрау Зейферт и связанного с ней неназванного офицера СС. Документальные подтверждения их существования пока отсутствуют, зато есть основания предполагать, что эти персонажи просто вымышлены. Кроме того, Соловьев сообщил об аресте советской контрразведкой группы парашютистов, заброшенных в Смоленскую область с задачей выбрать подходящую для приема самолета площадку. Он утверждал, что разведывательная информация из Берлина вкупе с показаниями захваченных агентов дала достаточные основания для активного розыска террористов, впоследствии увенчавшегося успехом. Следует также отметить заметную художественность очерка, выразившуюся, в частности, в приведении вымышленных диалогов персонажей и ряде других деталей.
Публикация получила немалый резонанс. В рамках принятой линии на продолжение популяризации работы советских органов госбезопасности А. К. Соловьев в 1976 году опубликовал сборник документальных очерков «Волки гибнут в капканах». В нем он поместил очерк «Последняя ставка», в котором изложил эту историю с некоторыми изменениями по сравнению с предыдущей версией текста
[12]. В частности, он еще более усилил зловещую роль жены Таврина, названной им Лидией Бобрик, утверждением о том, что она с лета 1941 года якобы по поручению немцев выявляла советских активистов и партизан и имела задание убить своего мужа (у автора — сожителя) в случае сбоя в ходе операции. О дальнейшем использовании арестованных террористов не сообщалось ничего.
В этой публикации Соловьев упомянул и о налете партизан на разведшколу в деревне Печки Печорского района Псковской области, в результате которого в захваченных документах были якобы обнаружены сведения о некоем агенте, предназначенном для совершения особо крупной акции в советском тылу. Из этого делался вывод о возможности привязки его к будущей попытке покушения. Соловьев также привел известную версию о кожаном пальто «русского покроя», однако, в отличие от дальнейших публикаций других авторов, сообщил не об уширении правого рукава уже готового изделия, а о полном пошиве пальто с уширенным рукавом из отдельных кож.
Обстоятельства задержания агентов излагались в духе версии о сплошной проверке подозрительных лиц на дорогах Смоленской области. Соловьев, не называя фамилии задержавшего, именовал его чекистом, который обратил внимание на неверное расположение орденов Красной Звезды и Александра Невского: на левой стороне груди проверяемого вместо правой. После этого он пригласил Таврина в комендатуру якобы для проставления отметки о выезде из прифронтового района. Сомнительно, что опытный агент и бывший советский офицер мог поверить этому. В сентябре 1944 года глубина прифронтовых районов составляла от 150 до 250 километров, и потому Смоленская область никак не могла считаться таковым, а являлась глубоким тылом. Более того, офицеры с отпускными свидетельствами или командировочными предписаниями не обязаны были делать это.
Впервые появляется намек на дальнейшую судьбу арестованных и разоблаченных Таврина и Шиловой. Соловьев многозначительно заявил, что оба они получили по заслугам, а через их рацию еще долго поддерживалась связь с немцами в целях дезинформации. Следует подчеркнуть, что на момент опубликования перечисленных материалов их автор был действующим сотрудником, преподавателем в Высшей школе КГБ СССР в звании полковника
[13], а потому в соответствии с существовавшими правилами все написанное им получило одобрение ведомства госбезопасности.
Вполне разумно было бы ожидать реакции немецких авторов на эти материалы, и таковая появилась несколько лет спустя на страницах № 46 журнала «III Рейх. II мировая война. События в словах, снимках и звуках»
[14]. К сожалению, год выпуска данного издания не обозначен, его можно датировать примерно 1974 годом. Авторы очерка «Панцерфауст в пиджаке» Валериан П. Лебедев и Фриц Лангоур сразу же привлекли внимание читателей цитированием свидетельств офицера СД Георга Грайфе, непосредственно участвовавшего в подготовке данного покушения. Приводимые факты были крайне интересны, хотя в значительной части и шли вразрез с другими, уже известными. Увы, к концу текста становилось ясно, что очерк носит высмеивающий и издевательский характер, поскольку в нем, к примеру, утверждалось, что о подготовке покушения в Москву сообщил не кто иной, как штандартенфюрер Штирлиц, он же «Юстас», он же половник Максим Максимович Исаев. Это, а также ряд других странных пассажей, позволяет нам не принимать указанный очерк всерьез. Не исключается, что его публикация преследовала цель дискредитации обнародованных в СССР сведений о провалившемся покушении.
