Судя по всему, Таврин был не столь наивен, чтобы приложить хоть какие-нибудь усилия к выполнению задания немцев. Неглупый человек, он не мог не видеть все уязвимые места плана и отнюдь не стремился сложить свою голову во славу рейха. Вдумаемся: СД не имела абсолютно никаких возможностей держать агента под контролем. Подбрасывания «СМЕРШем» компромата он не опасался, ибо и без того был скомпрометирован предельно возможным образом. Данные о находившейся в оккупации матери не подтвердились, следовательно, никого из его родных в пределах досягаемости немцев не было, да и вообще ситуация для Таврина складывалась весьма и весьма удачная. Самолет, на котором он летел с Шиловой, потерпел аварию довольно далеко от намеченного района посадки, агенты экстренно покинули его и буквально растворились в ночи. Шансы для кого-нибудь из членов экипажа добраться до своих были минимальны, следовательно, в СД его могли счесть погибшим при падении «Арадо». Даже в том почти невероятном случае, если бы кто-нибудь из летчиков сумел вернуться через фронт, он мог бы сообщить лишь то, что агенты сели на мотоцикл и в страшной спешке уехали от места аварийной посадки. У Таврина и Шиловой были все необходимые документы и снаряжение для новой жизни без оглядки на немцев, да еще и с немалыми деньгами, позволявшими безбедно прожить как минимум год. Многие агенты только и мечтают о подобной ситуации. Похоже, рассматриваемый случай не был исключением. Попробуем проанализировать поведение Таврина в первые часы на советской земле и определить подлинные мотивы его поступков.
Насколько он собирался выполнять взятые на себя обязательства? У нас есть только четыре возможных предположения. Вариант первый: он оставался честным советским агентом, а все его действия якобы в пользу немцев были простой маскировкой. Вариант второй: он действительно перешел на сторону немцев и добросовестно планировал выполнить поставленное ими задание. Вариант третий: он действительно перешел на сторону немцев, но выполнять их задание не собирался, а планировал исчезнуть из поля зрения. Вариант четвертый: он действительно перешел на сторону немцев, но собирался сдаться органам госбезопасности при первом удобном случае. Первый вариант явно отпадает, поскольку после высадки агент не направился сразу же в местный отдел НКГБ, а постарался скрыться. Одно это полностью исключает данную версию. Второй вариант имеет под собой не больше оснований. Уже то, что, по словам Шиловой, ее муж выбросил радиопередатчик и батареи по причине их тяжести и плохой дороги, убедительно доказывает отсутствие у него желания поддерживать связь с радиоцентром «Цеппелина». Ведь еще менее удобные и тоже тяжелые охотничьи ружья он в мотоцикле оставил! Это же служит и добавочным доказательством несостоятельности первого варианта, поскольку любая контрразведка всегда стремится захватить рацию вместе с радистом. Конечно, теоретически рация могла быть и запасной, а пару мог ждать в Москве связник, но никакой информации об этом у нас нет. Кстати, совершенно непонятно, почему Таврин даже не попытался замаскировать выброшенный передатчик. Его обнаружение гарантированно поднимало в ружье все заградительные силы и многократно активизировало розыск, так что мотив подобного пренебрежения требованиями конспирации остается неясным. Думается, в «деле Таврина» мы имеем некую комбинацию третьего и четвертого вариантов, то есть он планировал скрыться, но при первой же встрече с представителями власти решил сдаться. На что он рассчитывал? Очевидно, авантюристичный по натуре агент собирался провести очередной раунд в своей похожей на азартную игру жизни.
Следствие
Дальнейший жизненный путь террористов после ареста, как и практически все обстоятельства этой темной истории, изобилует странностями. В описываемый период времени борьба со шпионажем, террором, диверсиями и иной подрывной деятельностью, за исключением вооруженных сил и войск НКВД, а также охрана первых лиц в государстве, на безопасность которых непосредственно покушались арестованные, являлись исключительной компетенцией Наркомата госбезопасности и его местных органов. Следовательно, сразу же после ареста Таврин и Шилова должны были попасть сначала в райотдел НКГБ, а затем далее по вертикали — вплоть до Наркомата госбезопасности СССР. Точнее, должны были бы, если бы не были взяты вместе с шифрами и обнаруженной несколько позднее рацией. Именно это предопределяло их дальнейшую судьбу: всех захваченных агентов-радистов следовало допрашивать, в частности, на предмет возможной радиоигры с их участием, причем с 1943 года даже в тыловых районах страны это направление являлось исключительной монополией ГУКР «СМЕРШ» НКО. Была утверждена инструкция по организации и проведению радиоигры с противником, в которой особо отмечалась необходимость не терять ни секунды драгоценного времени во избежание возникновения у противника даже тени подозрения в возможном провале радиста. В случаях, когда цель и задачи предстоящей игры были еще неясны, руководителям территориальных органов НКГБ вменялось в обязанность проводить экстренную перевербовку прибывших агентов и от их имени давать подтверждение о благополучном прибытии. В этой обстановке военной контрразведке требовалось срочно принять решение о возможности и целесообразности привлечения Таврина и Шиловой к радиоигре. Счет шел буквально на часы, поэтому любые «зигзаги» с передачей агентов в другие, непрофильные ведомства были совершенно недопустимы. Параллельное следствие в связи с изменнической деятельностью захваченных агентов по-прежнему оставалось компетенцией органов госбезопасности, но оно должно было проводиться именно параллельно с радиоигрой.
Однако, если судить по опубликованным документам, в дело по неизвестным причинам активно вмешался Отдел по борьбе с бандитизмом (ОББ) Наркомата внутренних дел СССР. Во всяком случае, доступные документы свидетельствуют о том, что информацию об арестованных имел ОББ УНКВД Смоленской области, хотя в его сферу ответственности они никак не попадали. Функциональные обязанности Отдела по борьбе с бандитизмом были обозначены недвусмысленно:
«Изъятие активного подполья, организующего бандитизм и повстанчество, изъятие дезертиров и лиц, уклоняющихся от службы, выявление и очистка СССР от нелегалов, выявление и изъятие оружия, боеприпасов… организация деятельности истребительных батальонов, ликвидация авиадесантов и агентурно-оперативная деятельность по розыску преступников»
[176].
Данная структура, предназначенная для борьбы со всеми видами политического, антисоветского и уголовного бандитизма и подполья, была создана в 1938 году в составе Главного управления милиции (ОББ ГУМ) НКВД СССР, а 4 апреля 1941 года аналогичные отделы и отделения появились в НКВД республик и УНКВД краев и областей. 30 сентября того же года ОББ был выведен из состава милиции и стал самостоятельным отделом наркомата. По укрупненной классификации, он относился к категории не оперативно-чекистских, а административно-оперативных органов. После выделения органов безопасности из состава НКВД ОББ остался на прежнем месте с прежними функциями и в сентябре 1944 года пребывал в стадии подготовки к назначенной на 1 декабря реорганизации в Главное управление по борьбе с бандитизмом (ГУББ). Структура отдела на описываемый момент включала секретариат и девять отделений, семь из которых (с 1-го по 7-е) ведали отдельными регионами СССР, 8-е — борьбой с дезертирами и уклоняющимися от призыва, 9-е — разведкой (имеется в виду разведка бандформирований). Как видим, ОББ был структурой весьма серьезной и очень загруженной текущими делами, но одновременно и никак не связанной с противодействием шпионажу и террору. Подпись начальника ОББ/ГУББ А. М. Леонтьева имеется на многих делах оперативных игр, подчиненные ему структуры разрабатывали ряд германских агентов, однако все это работало только тогда, когда эпизоды имели отношение к официальному списку задач ОББ. В противном случае согласовывающая подпись начальника ОББ/ГУББ оставалась простой формальностью, а его заведование участия в радиоигре не принимало.
