Тем временем братья достигли единственной закрытой двери. Остальные либо отсутствовали, либо держались на одной петле.
— Слушай, а тут ведь жить еще и небезопасно, — перестав причитать, заметил Мишка. — Любой может зайти и прикончить.
— Прикончить могут где угодно.
— Это понятно. Но заброшенные дома — прибежища наркоманов, бомжей и прочего сброда. А у старика явно есть то, чем можно поживиться. Генератор тот же.
Сан Саныч пожал плечами. Откуда он мог знать, что движет дядей Абрамом? Можно было все поступки объяснить старческим слабоумием. Но ему почему-то казалось, что у Лившица есть какая-то цель. Да, он был чудным дедом, который вечно говорил что-то невпопад и многое забывал, но в его потускневших от времени глазах не было пустоты. Дядя Абрам сохранял здравый рассудок, и что было у него на уме, поди знай…
— Старик еще и не запирается, — воскликнул Мишка, взявшись за ручку и легко ее повернув. — Не считает нужным или забывает?
— Всегда запирался, — ответил Саныч, переступив порог.
Комната была большой. Когда-то здесь обитали человек двадцать рабочих, потом семья Лившицев в полном составе. От нее никого не осталось, кроме дяди Абрама. Родители скончались очень давно: отец был репрессирован, подорвал здоровье в лагерях и хоть и вернулся оттуда, но инвалидом, был не жилец, пока он сидел, мать от горя умерла. Старший брат погиб в войну, причем чуть ли не в последний ее день, уже в Берлине, младшая сестра эмигрировала в Израиль еще при СССР, но попала под обстрел и скончалась на месте. Род Лившицев никто не продолжил. Брата забрали в солдаты в восемнадцать, сестра детей иметь не могла, а дядя Абрам не хотел.
— Тут всегда такой бардак? — обратился к брату Мишка.
Сан Саныч обвел взглядом комнату, в которой царил настоящий хаос, и покачал головой. Дядя Абрам был аккуратистом. С возрастом его глаза утратили зоркость, старик мог пропустить пыль или паутину, но вещи расставлял и раскладывал строго по местам.
— Ты не предупредил, что приедешь? — спросил Мишка.
— Звонил, но абонент был недоступен. — Саныч нашел взглядом сотовый. Он лежал на полу. На полу, а не на тумбочке, где было его место.
Мишка тоже увидел телефон, подошел, поднял.
— Не разбит, просто выключен, — констатировал он. — А старика нет нигде. Я было подумал, что с ним приступ случился, он пока падал на пол, за мебель хватался…
— Нет, тут побывал кто-то чужой.
— Бомжи ворвались-таки? — Мишка резко замолчал.
— Что такое?
— Я его вижу. — И указал на окно, возле которого стоял.
Сан Саныч подбежал и выглянул на улицу. Он знал о привычке старика сидеть во дворе на складном стульчике и любоваться Волгой. Рванув рассохшуюся раму, Саныч распахнул окно. Оно находилось низко, и через него легко было попасть на улицу. Спрыгнув на молодую травку, Александр окликнул старика:
— Дядя Абрам, вы спите?
Лившиц сидел на стульчике, свесив голову вниз. На ней вязаная шапочка с надписью «Олимпиада-80». Саныч хорошо помнил эту шапочку. Когда он был маленьким, дядя Абрам носил ее. Надевал, выходя на прогулки. В остальное же время носил шляпы. И только в лютые морозы армейскую ушанку.
Сан Саныч подошел к старику и положил ему руку на плечо. Дядя Абрам не пошевелился.
— Он мертв? — спросил Мишка, выглядывая в окно.
— Да, — ответил Александр, заглянув в лицо старика. Глаза были закрыты, как будто тот спит, но было ясно, что человек покинул мир живых.
— Проверь пульс. Может быть, просто без сознания.
Сан Саныч, хоть и был убежден в том, что дядя Абрам скончался, последовал совету брата. Отодвинув шарф, намотанный на шею — тот самый, в который старик кутался, находясь в своей мастерской, — чтобы пощупать пульс, увидел на шее багровые синяки.
— Ну что там? — нетерпеливо выкрикнул Мишка. — Живой, нет?
— Нет.
— Инсульт, наверное.
— Это вряд ли… — Саныч развернулся к брату и сказал: — Вызывай полицию. Дядю Абрама убили.
* * *
Ели молча. Мишка пельмени со щукой и весенний салат с редисом, салат он взял, чтобы закусить водку, а Сан Саныч «Сибирские» с бульоном и гору пирожков с разными начинками. Еда оказалась вкусной, похожей на домашнюю. Конечно, с той, что готовили деревенские бабенки в печи, не сравнить, но у самого Саныча получалось хуже. Он то забывал в суп картошку положить, то рыбу пережаривал. В экспедициях и не такое съедалось, но дома хотелось питаться повкуснее. И Саныч теперь знал, куда будет ходить, когда пожелает себя побаловать.
— Когда я ем, то глух и нем? — обратился к нему Мишка. Брат выпил три стопки, две — одну за одной, последнюю уже под горячее, и выглядел немного расслабленным.
Сан Саныч кивнул. Он слопал почти все пирожки (к слову, они были крохотными — на два укуса) и думал над тем, заказать ли добавки или взять блинов с брусничным вареньем. За месяц скитаний по лесам и отдаленным деревням он исхудал. И нужно было немного сальца нарастить.
— Ты сказал полицейским, что приехал к Лившицу, чтобы его проведать, — не отставал от старшего брата Мишка. — Но ведь на самом деле ты что-то собирался ему отдать? И что же?
— Карту одну раздобыл. Хотел, чтоб дядя Абрам изучил.
— Можно мне на нее глянуть?
— Зачем тебе это? Ты никогда не интересовался поисками сокровищ. Считал это ребячеством. И убеждал меня, что овчинка не стоит выделки.
— Но это на самом деле так! Ладно, ты ребенком по подвалам и чердакам лазил, чтоб найти какую-то утварь старинную, это и интересно, и копеечку приносит. Я не был таким романтиком, как ты, поэтому меня интересовали только деньги: я бутылки собирал и макулатуру. Сдавал. Зарабатывал себе на жвачку и петарды. Во мне и тогда не было тяги к приключениям. Зачем рисковать, забираясь в аварийные здания? Можно просто проверить урны и контейнеры и найти в них то, что чего-то стоит. Но меня восхищал твой авантюризм. До тех пор, пока ты не повзрослел. Я ждал, что ты займешься чем-то серьезным, стабильно приносящим прибыль. Ты сильный, смекалистый, хорошо организованный. Ты мог бы найти себе достойное применение, но нет… Ты продолжал искать клады.
— Я находил их, — с нажимом проговорил Саныч.
— Да. Но разве они тебя по-настоящему обогатили? Ты мотался по лесам, болотам, спал под открытым небом, голодал, вшивел, зарабатывал гастрит, гайморит и простатит… И ради чего? Жалких копеек, на которые ты смог купить отечественную машину? Когда мы виделись до этого, у тебя была «Нива», сейчас «УАЗ». Если ты скажешь, что имеешь дом в триста квадратов и гараж, в котором стоит «Порш», я возьму свои слова назад.
— Нет у меня «Порша». Как и дома. Я живу в съемной квартире. — Аппетит пропал, и Саныч даже последний пирог решил не доедать. — И ты не поверишь, конечно… Но я доволен своей жизнью. Я скажу больше, я был бы счастлив, если бы не Валерка. Он умер, и это на моей совести. В остальном я все делал правильно.
