— Да, но не со всех счетов. У тебя их несколько?
— В сбербанке один. Я яйца в разных корзинах хранила раньше, предполагаю, что и сейчас.
— И сколько средств хранится в сбербанке?
— Чуть больше миллиона рублей. Вклад накопительный. Я проценты сняла сейчас.
— И решила устроить пир? — Илья заглянул в один из пакетов и увидел кучу деликатесов.
— Да.
— А воду для чего поставила? Для макарон? Будем делать пасту маринара? — Бердников вытащил баночку с морским коктейлем и покрутил ее, читая этикетку.
— Нет, суп варить.
— Ты умеешь варить суп? — обалдел он. — И какой, можно узнать?
— Любой. Хочешь гороховый. Хочешь харчо. Хочешь грибной. — И со смехом достала со дна второго пакета три упаковки с супами быстрого приготовления: гороховым, харчо и грибным. — Когда мы с отцом скрывались, наш рацион на пятьдесят процентов из этого состоял. Но мы порошок разводили не один к четырем, как написано, а один к двум. Чтоб густая похлебка получалась. А потом еще в нее хлеб крошили. И на весь день наедались с одной порции.
— Не обидишься, если я откажусь от твоей баланды?
— Обижусь, — серьезно ответила она.
— Сейчас не такие быстрые супы, как двадцать лет назад. В них одни консерванты. Пожалей мой желудок. И свой заодно.
— Я хочу харчо, — упрямо проговорила Лиза. — Но ты, так и быть, можешь от него отказаться. Готовь маринару свою. Или что-нибудь другое, не портящее желудок.
Илья открыл банку с коктейлем, пальцами подцепил маленького осьминога и отправил его в рот.
— А у тебя далеко не ангельский характер, да?
— Никто не жаловался.
— Да я тоже не жалуюсь. Мне даже нравится твоя колючесть. Потому что она настоящая. Мне, видишь ли, женщины обычно на начальном этапе знакомства угождают. Смотрят в рот, со всем соглашаются, реагируют на каждый мой сигнал в надежде на то, что я подумаю, будто они предугадывают мои желания.
— Ишь ты, — криво усмехнулась Лиза. — И ради чего все эти старания?
— Хотят понравиться.
— И задержаться в твоей постели подольше?
— Почему в постели? В жизни. Я же завидный холостяк.
— И хвастун. — Вода закипела, и Лиза всыпала в нее сухую смесь. По кухне тут же разнесся запах пряностей. Навязчивый до неприятности.
— О нет, я, наоборот, прибедняюсь. На самом деле не просто завидный, а САМЫЙ завидный холостяк города. У меня где-то журнал есть, в котором это написано. Да ты и сама наверняка видишь, как я хорош.
Госпожа Весенняя развернулась и вперила в Илью суровый взгляд. Но заметив в его глазах улыбку, смягчилась:
— Прикалываешься?
— Немного.
— А если серьезно, почему ты все еще холостяк?
— Работал с утра до вечера, на личную жизнь времени не хватало.
— А как же все эти барышни, которые угождали?
— Все они мне нравились, но ни одну я не смог полюбить. И дело не только в них — они прятались за масками, не давая узнать себя, настоящих. Я сам не особо старался это делать. Не хотел эмоционально растрачиваться. С холодным сердцем жить спокойнее.
— То есть у тебя ни разу не возникало желания завести семью с кем-то из тех женщин, что появлялись в твоей жизни?
— Почему же? Я даже одной из них предложение делал. Давно, когда только начинал свой бизнес.
— И кто она?
— Ее зовут Марта. Она была моей первой помощницей, а стала хорошим другом.
— Это та, у кого ты хранишь ключи от квартиры?
— Точно.
— Ты был влюблен?
— Я, скорее, был очарован. Она удивительная женщина. Когда я принял ее на работу, она только развелась с первым дураком-мужем. Осталась одна с маленьким ребенком. Ни жилья, ни алиментов. Ей было трудно, но Марта не унывала. Мне это импонировало. Я не то чтобы стал ухаживать за ней, на это времени не было, просто обозначил свое к ней отношение, а как-то сказал, давай поженимся. Переезжай ко мне, я приму твоего сына, и будем выживать вместе.
— Она, как я понимаю, отказалась?
Бердников ответил утвердительно и стал раскладывать покупки, чтобы освободить стол.
— Сказала примерно следующее: я, конечно, зла сейчас на мужчин, но не настолько, чтоб отыгрываться на тебе. Тебе двадцать четыре, вся жизнь впереди, мне тридцать один, у меня за плечами неудачный опыт семейной жизни. Ты примешь моего сына, но захочешь и своего, а я больше не хочу рожать. Ты хороший парень и достоин верности, а я буду изменять, потому что не могу без этого, поэтому давай договоримся так: я буду преданным работником и хорошим другом, но не фиговой женой.
— И как она поживает сейчас?
— Прекрасно. В третьем, но не последнем браке. Верна себе: детей больше не рожала, каждому мужу изменяла, но мне была предана на протяжении долгих лет.
Пока они разговаривали, Лиза помешивала свое варево. Но чуть отвлеклась и выпустила ложку из рук. Ложка плюхнулась в харчо, подняв брызги. Несколько капель горячего супа попало на ладонь госпожи Весенней, и она вскрикнула от боли.
Илья бросился к ней.
— Сильно обожглась?
— Нет… Не знаю. Ой, жжет как!
— Надо под холодную воду. — Илья схватил ее за запястье и подтащил к раковине. — Держи под струей, а я масло достану, чтоб ожог смазать.
— Да не беспокойся так. Подумаешь, ошпарилась.
— Я же Черный Плащ, забыла? Твой супергерой. Мой долг помогать тебе во всем.
— Тогда выключи газ и накрой кастрюлю крышкой. Спаси мой обед.
Бердников так и сделал. Но сначала «спас» утонувшую ложку. После этого стал обрабатывать покрасневшую в некоторых местах руку Лизы.
Они стояли очень близко. Илья чувствовал ее дыхание. Улавливал запах. Видел пушок на разрумянившейся щеке девушки. Она походила на спелый персик. И пахло от Лизы чем-то похожим. Наверное, гелем для душа. Он был с ароматом южного сада.
— Все, теперь волдырей не будет, — кашлянув, проговорил Илья, отпуская ее руку и делая шаг назад.
— Я тебе совсем не нравлюсь? — тихо спросила Лиза. — Как женщина…
— С чего ты это взяла?
— Ты ни разу не попытался меня поцеловать.
— Ох уж эта женская логика, — вздохнул Бердников.
— Ладно, проехали. Я хочу есть. — И метнулась к плите, но Илья ее остановил, схватив за плечи и развернув к себе.
— Госпожа Весенняя, ты настолько нравишься мне, что я боюсь все испортить поцелуем.
— Ты не умеешь целоваться?
— Да я не об этом…
— Так умеешь или нет?
