— Уже нет. Но если бы появился волшебник, который спросил, какие три части своего тела и лица я хочу изменить, то в первую очередь я бы назвала нос.
— Следом жопу?
— Да.
— А в заключение?
— Глаза. Хотелось бы побольше.
— Увеличим при помощи косметики. Тоже мне, проблема. А с жопой придется смириться. Потому что если ты высохнешь, она все равно будет большой, зато щеки впадут.
— И хорошо.
— Станешь, как все. А сейчас ты эксклюзив. Живое воплощение мисс Пигги.
— Ничего, что она свинья?
— Она богиня!
На том дискуссию закончили. Визажист, которого звали просто и обыденно Димой, принялся за макияж, а клиентка, которой велели не разговаривать, погрузилась в думы.
До возвращения тетки с Мальдив Маша не предполагала, как беспомощна. Считала себя человеком если не сильным, то стрессоустойчивым. А кем оказалась? Слабачкой.
Кока все разрулила за день. Пока племянница давала показания в следственном отделе, она занималась похоронами. Все организовав, стала обзванивать Колиных родственников. После — коллег и приятелей, номера взяла в телефонной книге. Чтоб пришли проводить в последний путь, поскольку близкие покойного не успеют добраться. Вечером вместе с Машей разобрала и разложила по разным пакетам вещи Коли. Чтобы знать, кому что отдать, каждый подписала. На ночь осталась в «шпильке». В восемь разбудила племянницу, накормила завтраком и отвезла в спа-салон. Чтоб на похоронах Маша хорошо выглядела.
— Зачем это нужно? — сопротивлялась та. — В горе все дурнеют. Я не исключение.
— Подурнеть и опуститься — две разные вещи. У тебя под глазами набрякли мешки, как у завзятого алкоголика. Волосы потускнели. Цвет лица стал землистым.
— Кока, невозможно опуститься за четыре дня.
— Ты всегда говорила, что похудеть за это время тоже невозможно. А посмотри на себя! — Она затормозила у спа-салона, который посещала сама. — В общем, заканчивай полемику и топай. Я договорилась, тебя примут без записи. У тебя три с половиной часа. По истечении их я заеду, и только попробуй не похорошеть. Оставлю тут!
И Маша, выбравшись из салона авто, двинулась навстречу красоте.
— Душа моя, ты к чему так тщательно готовишься? — спросил визажист Дима, нанося последние штрихи косметики ей на лицо.
— К похоронам.
— Шутишь. Наверняка на свидание собралась с каким-нибудь Кермитом.
Маша вспомнила, что так звали лягушонка из «Маппет-шоу», с которым у мисс Пигги были шуры-муры. Сама она в детстве не была поклонницей «Улицы Сезам», предпочитала черепашек-ниндзя.
— Могу я взглянуть на себя? — поинтересовалась Мария.
— Прошу. — И отошел, давая клиентке увидеть свое отражение в зеркале.
Ей сначала не понравилось. Сходство с кукольной свинкой было очевидным. И это не то, к чему стремилась Маша. Ей хотелось быть просто красивой. Но когда она присмотрелась к себе, то поняла, что выглядит очаровательно. Дима подчеркнул и нарумянил щеки, выделил глаза, сделал рот пикантным.
— А я ничего, — вынесла вердикт Маша.
— Ты — прелесть, — не согласился с ней Дима. — И если я осуществлю свою мечту и запущу собственную линию косметических средств, ты станешь ее лицом.
— Спасибо тебе, Дима. — Она обняла парня. — За все. И оставь мне свой номер. Я позвоню тебе, когда еще раз потребуется поднять самооценку.
* * *
Маша не думала, что на похоронах будет столько народа. Предполагала, что явится человек пятнадцать, включая ее и тетку с семьей. Но в помещение, где стоял гроб, набилось в три раза больше людей.
— Это все друзья и коллеги Коли? — спросила у коки Маша.
— Тебе виднее, ты с ним жила.
— Узнаю только некоторых.
— Разлучница среди этой толпы есть?
— Рита?
— Ну да. Я ей тоже позвонила. Но как выглядит, не знаю.
Мария окинула взглядом толпу. Маргариту Пахомову не увидела. О чем сообщила тетке. Однако после того, как прощальная церемония закончилась, а гроб вместе с трупом отправился в печь, Маша, выйдя на улицу, чтобы подышать воздухом, заметила одинокую фигурку. Она узнала золотую косу Риты.
Когда Пахомова поняла, что раскрыта, попыталась бежать. Маша догнала ее.
— Постойте, Рита.
— Извините, я спешу.
— Почему вы не зашли внутрь, чтоб проститься? Неужели думали, что я устрою скандал?
— Нет. Я просто не могла себя заставить. Мне тут не место. — Она посмотрела на Машу глазами раненого олененка. — Вы себя самозванкой чувствовали… Так вот зря. Не было у Коли ко мне никаких чувств. Не любил он меня.
— То есть он ушел от меня не к вам? — Она тут же вспомнила историю, рассказанную оперативником про Медузу с Горгоной.
— Даже если и ко мне… Все равно не потому, что полюбил.
— Ничего не понимаю. Объясните?
Рита, возможно, сделала бы это, если бы не тетя. Она тоже вышла на улицу и окликнула племянницу. Пахомова тут же сорвалась с места. Глядя ей вслед, Маша думала о том, что теперь выражение «как ветром сдуло» будет вызывать визуальную ассоциацию, связанную с Ритой.
* * *
А Рита бежала — давала ветру сдувать себя — до тех пор, пока не удалилась на такое расстояние, которое посчитала безопасным. Не то чтобы она опасалась преследования Марии Эскиной, просто хотела убраться с ее глаз. Рите было стыдно перед ней. И это чувство она самой себе объяснить не могла.
Подошел автобус. Рита забралась в него. Сегодня она опять не работала. Но на сей раз врать не пришлось. Вчера, когда она явилась в школу, директриса всполошилась:
— Маргарита Ивановна, милая, да вы же все еще больны! Зачем пришли?
— Со мной все в порядке, — заверила Рита.
— Это вам только кажется. Вы выглядите пугающе бледной. Давайте, я заменю вас, а вы отправляйтесь домой и отлеживайтесь. И завтра тоже не выходите. Нам нужны здоровые педагоги — конец года на носу.
Рита не стала спорить.
Вчера же ей звонил Матвей, которому она оставила свой номер, трубку не взяла. Маргарита Пахомова была так деморализована, что не понимала, как ей жить. Она уже не хотела бороться с мачехой, но создавать с ней коалицию тоже. Рита мечтала забиться в нору и провести в полном одиночестве столько времени, сколько понадобится для того, чтоб оно стало невыносимым. У нее даже возникла мысль спуститься на лифте в «каморку папы Карло» и спрятаться в ней. Пожалуй, Рита так бы и сделала, если б не была уверена в том, что Татьяна Олеговна найдет ее там.
Добравшись до дома, Маргарита некоторое время посидела на лавке под окном своей бывшей комнаты. Всего неделю назад она находилась там, смотрела не вверх, как сейчас, а вниз, и думала о своем принце. А сегодня ее принца сожгли в печи крематория…
