Утро снова было солнечным. За окном тренькала звонкая птица. Таня закопалась в подушку и улыбнулась. Ей приснился странный сон. Она видела Никиту, высокого красивого парня. Вместе они шли по улице, и каждый в руке держал по белому голубю. На перекрестке Танин голубь вырвался и взмыл вверх. И тут же захлопала крыльями вторая птица. Голуби улетали в небо, навстречу ослепительному солнцу. Таня не оборачивалась на Никиту, она просто чувствовала, что он стоит рядом, задрав голову, и тоже щурится от ярких лучей.
Сильный солнечный свет разбудил Лягушку. Она лежала в постели, и ей было невероятно хорошо.
Вставать совершенно не хотелось. По телу была разлита приятная истома. Сердце гулко стучало в груди, эхом отдаваясь в грудной клетке: «Туп, туп… идет, идет… он придет, он придет…»
Таня потянулась, снова поворачивая лицо к солнцу.
А почему бы и нет? В нее разве нельзя влюбиться? Очень даже можно.
Таня Жабина не была уродкой. Наоборот, она знала, что была красива смуглой восточной красотой. Черные волнистые волосы, правильные черты лица, темные глаза. И если бы не Танино равнодушие к окружающему миру и к себе самой, ее можно было бы назвать настоящей красавицей.
По террасе уже шваркала тапочками бабушка. Обычно завтрак готовила внучка, но сегодня она не в состоянии была поднять себя с постели. Таня все пыталась представить, как может выглядеть этот загадочный Никита. То, что он нелюдим, придавало ему еще больше очарования в ее глазах. Все выставляют напоказ свои эмоции, открыто целуются, открыто признаются в своих чувствах. А он скрытничает, не хочет демонстрировать самое ценное, что есть у человека, – любовь.
Уйдя глубоко в свои грезы, Таня снова задремала. Из сна ее вырвали причитания, доносившиеся из огорода.
– Ох ты, батюшки мои! – вскрикивала бабушка, и Танька сразу представила, что произошло самое худшее – бык вернулся и потоптал все кусты смородины.
В ночнушке она вылетела на крыльцо и, ахнув, опустилась на нагретые солнцем ступени.
Весь забор был увит подвядшими полевыми цветами. То тут, то там гирлянда цветов образовывала сердечки.
– Вот беда-то, – причитала бабушка. – Вот несчастье!
Ее маленького роста и сухоньких ручек хватило только на то, чтобы содрать ниже всего висевшие букетики лютиков.
– Почему беда? – запоздало спросила Таня.
– Срам-то какой! – сжала кулачки бабушка. – Вешать на забор такое! Что соседи подумают?
Татьяна глянула на соседский участок, но предполагаемой толпы любопытных там не оказалось.
– Пусть висит, – довольно улыбнулась она. – Высохнет, само свалится.
Происшествие с забором необычайно обрадовало Таню. Вот, значит, как оригинально таинственный Никита решил продемонстрировать свои чувства к ней. Все утро она напевала себе под нос песенки, затеяла печь блины. И главное – она снова начала ждать Никиту.
Цветы на заборе – стопроцентно значит, что ничего Огурцова не выдумала. Никита существует, он дает о себе знать и, скорее всего, находится где-то поблизости.
Таня подбежала к окну.
Он может стоять вон за тем забором, прятаться за кустами…
Девчонка подняла глаза. Над крышами домов шумели кроны деревьев.
Он может сидеть на дереве! А что? Взял бинокль, забрался повыше и следит. Если у Ждановой есть бинокль, то у альпинистов он есть тем более. Куда альпинистам без бинокля? Им без бинокля никуда. А если орел какой пролетит? Или нужно будет что-нибудь рассмотреть на соседней вершине?
Таня поправила челку и улыбнулась.
Запахло горелым.
Боже, за всеми этими размышлениями она совсем забыла про блины!
Следующий час она была занята отмыванием плиты. Дело шло медленно, потому что каждые пять минут она висла на подоконнике.
Где же он прячется? А вдруг Никита стоит на крыльце?
К середине дня напряжение достигло своего пика. Татьяна больше ничего не могла делать. Она сидела на крыльце и с ненавистью смотрела вокруг. Шею ломило – она пару раз так резко повернула голову в надежде застать Никиту врасплох, что в позвонках что-то хрустнуло.
«Что ж это за парень такой? – с отчаянием думала Таня. – Как же можно любить на расстоянии? Неужели ему не хочется просто поговорить?»
Она зажмурилась и загадала: «Пусть первый, кто сейчас мимо меня пройдет, и будет Никита!»
Зашуршал песок на дорожке. Таня распахнула глаза, губы расползлись в застенчивой улыбке.
Звякнул велосипедный звонок. Тигра махнул Жабиной рукой и схватился за штакетину калитки.
– Чего это ты тут сидишь? – Тигра, казалось, не замечал, что сейчас рухнет вместе с забором. – Чего случилось?
– Все в порядке. – Чтобы не расплакаться, Таня из последних сил держала на лице улыбку. – А где это ты так велосипед испачкал?
Она кивнула на раму, в которой застряли зеленые травинки и пара желтых цветков лютиков. В багажнике тоже была трава и помятые колокольчики, словно Тихомиров все утро гонял по полю и врезался в самые густые заросли.
– Так, – смутился Тигра. – В лесу зацепился.
Он стал нервно обдирать со своей техники траву.
– Что ты делал в лесу на велосипеде? – Лягушка с еще большим удивлением уставилась на густо покрасневшего Сергея, который почему-то боялся смотреть ей в глаза.
– Грибы собирал, – буркнул он и покатил дальше.
Грибы… Кстати, не мешало бы сходить в лес!
Мысли о делах позволили наконец Тане на время отвлечься от своего бесконечного ожидания.
А ведь после дождей грибов в лесу, наверное, пропасть. Как же это она пропустила? Вот ведь что с ней чужие чувства сделали. Чуть все на свете не позабывала.
Татьяна встала. На душе стало заметно спокойней. Она и не ожидала, что эта история так ее зацепит. В нее влюбились… Да подумаешь! Ей-то с чего волноваться? Она ведь даже не представляет, как выглядит этот Никита. Может, он косой, хромой и однорукий, интеллект у него на уровне сковородки, а говорить он вообще не умеет?
Хотя с интеллектом она погорячилась. Идея с цветами в пустой голове не родилась бы.
А чего она здесь сидит? Может, этот Никита и не думал за ней наблюдать? Может, он сидит в своем лагере и ест кашу? Или что они там себе готовят?
Таня встала, одернула на себе футболку и решительным шагом пошла к реке. Ей необходимо было взглянуть на таинственный лагерь хотя бы издалека. А то вдруг они уже уехали, а она страдает.
Девочка вышла на пригорок и, заслонив ладонью глаза от солнца, стала вглядываться в даль. Лагерь стоял на месте, и на этот раз в нем бурлила жизнь. Над котелком дымился легкий парок, на веревке сушилось белье. Вот из палатки кто-то выглянул.
