За множество добрых дел Андер и Беатрис пользовались всеобщей любовью. В 1949-м они учредили студенческую стипендию и финансировали строительство городской больницы.
Андер неоднократно вносил залог за Джеймса Вутена, вызволяя его из кутузки. На пятый раз Тотт сказала:
– Андер, спасибо, конечно, но больше не надо, пускай сидит… Он все равно возьмется за старое.
Так оно и случилось.
Линда, дочь Нормы Дженкинс, посещала танцшколу Дикси Кахилл. Тотт Вутен тоже записала туда свою дочку Дарлин, но вскоре Дикси ей позвонила и посоветовала забрать девочку.
– Танцовщицы из нее не выйдет, – сказала она. – Жалко тратить деньги, заработанные тяжким трудом, на то, что никогда не окупится.
В октябре 1963-го скончался мэр Тед Нордстрём, на похороны пришло больше двухсот человек. Во время погребальной службы Катрина не спускала глаз с Ингрид, приехавшей из Техаса. Город тяжело переживал утрату, но переход Теда на «Тихие луга» прошел легко. Там ему были рады, и сам он не чаял повидаться с родными.
– Подумать только, мисс Бимер, – сказал Тед, – нынче я встретился и с мамой, и с сыном.
Воссоединение с отцом успокоило Джина, теперь он не боялся, что его забудут.
– Слушай, пап, – сказал он, – что-то я давно не видел Мэрион и Дену. Как они там?
– У них все хорошо, сынок. Дело в том, что Мэрион уехала домой. По-моему, кто-то из родных ее захворал. Потом она отправилась в Нью-Йорк, где получила денежную работу в шикарном универмаге… как же его… Терта знает… А Дену просто не узнать! Мэрион прислала ее фото, которое поместили в журнале «Севентин». Совсем взрослая девица!
Джин улыбнулся: у дочки полно своих забот, как у него в ее возрасте.
На ближайшем заседании городского совета Гленна Уоррена назначили мэром.
– Я прям не знаю, ребята, – сказал он. – Такая ответственность. Может, проведем выборы?
– Да ладно тебе, – отмахнулся Мерл Уилер. – Ты – лучший друг Теда. Давай впрягайся.
Деваться некуда. Гленн согласился.
Когда он пришел домой на обед, жена Ола с порога его приветствовала:
– Наше почтение, мэр Уоррен!
– Откуда ты знаешь? И часа не прошло.
Ола рассмеялась:
– Вербена Уилер позвонила.
– Вот уж сорока-то болтливая! Невтерпеж ей!
– Верно сказано.
Да уж, для Вербены Уилер этакая новость – что горячий уголек в ладонях, долго не удержишь. К двум часам дня весь город знал, что Гленн Уоррен – новый мэр.
А на «Тихих лугах» природа затевала впечатляющие постановки. Вот давеча с ветки сорвался огромный ястреб и, взмахивая крыльями, что в ярком лунном свете казались белоснежными, сделал круг над холмом, а потом улетел в долину.
Вскоре в эти спектакли вписались реактивные лайнеры, проплывавшие в темном ночном небе. Удивительно, сколько их было, больших и малых самолетов, мигавших красно-белыми огоньками.
Один покойный фермер-норвежец, впервые увидевший самолет, спросил внука:
– Хочешь сказать, внутри этой штуки живые люди?
– Да, дед. Я на таком летал из Сент-Луиса в Нью-Йорк.
– И что, ты словно в утробе птицы?
– Нет, самолет здорово шумит и не машет крыльями.
– А как же он летит-то?
– Понимаешь, ты забираешься в этакую трубу, похожую на длинный узкий автобус. Находишь свое место, пристегиваешься ремнем, и тут начинают реветь двигатели. Потом самолет выезжает на дорожку, что есть мочи разгоняется, и оглянуться не успеешь, как земля далеко внизу, а ты – в облаках и летишь, куда тебе надо.
– Ух ты! – завистливо вздохнул паренек, умерший в 1923-м.
– Симпатичная девушка приносит тебе орешки и напитки, а потом – раз-два, и ты опять на земле, но уже за сотни миль от места, где сел в самолет.
– А высоко он забирается?
– На тысячи футов.
– Мать честная! И что же эти дураки еще-то удумают?
Расставание с домом
Нынче Беатрис приехала к Элнер одна. В расстроенных чувствах. Ханна Мари собиралась на учебу в бостонскую спецшколу для глухонемых.
– Я очень за нее беспокоюсь, – сказала Беатрис. – Девочка никогда не покидала дом. А Бостон так далеко. Я буду ужасно по ней скучать.
– Понимаю, милая, это тяжело, и ты, конечно, будешь скучать, – ответила Элнер. – Все будем скучать. Но постарайся во всем этом увидеть хорошее. Слава богу, у вас с Лидером есть деньги, чтобы отправить дочку в лучшую школу. А если б девочка родилась в бедной семье?
– Да, за это я благодарна судьбе. Но будь моя воля, я бы веки вечные держала ее при себе.
– Когда она уезжает?
– Через пару недель… – Беатрис вздохнула: – Господи, с ужасом жду этого дня. Мне вот говорят, ей надо учиться самостоятельности, и это, я знаю, правильно… Но все равно страшно переживаю. Она такая доверчивая и простодушная, жизни совсем не знает.
– И хорошо, что она такая.
– Ты думаешь?
– Уверена.
Беатрис улыбнулась:
– Наверняка у нее все сладится, но меня тревожит не только школа – будущее дочки вообще. Вдруг она никогда не выйдет замуж? Мы с Лидером не так уж молоды. А если с нами что-нибудь случится? Кто тогда позаботится о Ханне Мари?
– Перестань, Беатрис, ничего с вами не случится.
– Ладно. Только обещай: если что, ты за ней приглядишь… чтобы все было хорошо.
– Само собой, об этом нечего и просить. – Элнер похлопала подругу по руке: – Пока я жива, никто нашего ангела не обидит. А я баба крепкая, из крестьян. И потом, весь город в ней души не чает.
2 сентября, 1965
Дорогая моя тетя Элнер,
Привет из Бостона! Извини, что не написала сразу, тут такая кутерьма – нас распределяли по спальням, классам и все такое. Вот только-только улучила минутку. Спасибо огромное за консервированные фиги. Ем их и всякий раз вспоминаю тебя. Тетя Элнер, ты там без меня присмотри за мамой с папой, ладно? Они выглядели такими убитыми, когда я уезжала.
Ты меня не выдавай, но я по ним ужасно скучаю. Иногда вечером плачу, пока не усну. Много новых предметов – математика, например. Уф! Но все это мне пригодится, чтобы помогать папе в благотворительности.
Ну пока.
Всегда с любовью, Ханна Мари.
28 ноября, 1965
Дорогая тетя Элнер,
Я надеюсь, у тебя все хорошо. Мне уже гораздо лучше. По дому, конечно, скучаю, но очень здорово быть среди таких же, как ты. У меня много новых друзей из самых разных мест. Одна девочка – аж из Южной Америки. Она жестикулирует на испанском! Вот потеха! Мы с ней вместе учимся кататься на коньках, это очень весело. Как приеду на Рождество, покажу тебе фотографии – сколько тут снега. По воскресеньям я хожу в церковь для глухих, а на следующей неделе наш школьный драмкружок представит пьесу Шекспира «Ромео и Джульетта». Ваша покорная слуга в роли Джульетты. Только папе с мамой не говори. Знаю я их – захотят приехать на спектакль, и я буду волноваться еще сильнее.
