Наблюдения Колнетта совпадают с последними исследованиями популяций китов у Галапагосских островов. Один из ведущих мировых экспертов по кашалотам, Хэл Уайтхед начал наблюдать за китами в этом районе еще в 1985 году. Используя скоростной парусный шлюп, оборудованный современными приборами, Уайтхед наблюдал за китами в тех же водах, куда за сотню лет до этого прибыл «Эссекс». Ученый пришел к выводу, что перед ним – типичная стая китов приблизительно в двадцать особей, состоящая преимущественно из взрослых самок и их детенышей. Взрослых самцов в этих водах было не больше двух процентов.
Самки заботились о детенышах сообща. «Телята» переходили от одного кита к другому, так, чтобы всегда находиться под присмотром, пока их мать где-то на глубине охотится на кальмаров. Перед тем как уйти на дно, киты выпускали фонтан, так что малыши понимали, когда им надо отплывать к другой самке. Молодые киты оставляют мать в возрасте шести лет. Они уходят к более холодным водам северных широт. Здесь они живут, сами или с другими самцами, пока им не исполнится двадцать-тридцать лет. Лишь тогда они ненадолго возвращаются в теплые воды, в которых родились. Всего восемь часов кит проводит с самками, примыкая то к одной, то к другой группе, но нигде не задерживаясь надолго, и снова возвращается к северным широтам, где живет дальше, до шестидесяти-семидесяти лет.
Семьи кашалотов, во главе которых стояли самки, до странности напоминали оставшиеся в Нантакете семьи китобоев. И там, и тут мужчины приходили, чтобы снова надолго уйти. В своем стремлении убивать кашалотов нантакетцы выстроили сообщество, копирующее сообщество их жертв.
За время шестидневного перехода к Галапагосским островам экипаж «Эссекса» убил двух китов, и общее количество масла на борту достигло семисот баррелей. Это была примерно половина от того, что им требовалось. Путешествие длилось уже больше года, и, если бы на Дальних пастбищах им улыбнулась удача, они вернулись бы домой через полгода, год. Но, когда китобои достигли острова Худ, самого восточного в цепи Галапагосских островов, они беспокоились не столько о добыче, сколько о том, чтобы «Эссекс» вообще остался на плаву. Судно дало течь.
Окруженные песками залива Стивен, такими белыми, что казалось, будто они светятся по ночам, матросы приступили к починке «Эссекса». Бросив якорь, они накренили судно так, чтобы поврежденная часть показалась над водой. Шесть лет спустя капитан Сет Коффин использовал тот же способ, чтобы заделать течь в «Авроре», судне, которым в первом рейсе командовал Даниель Рассел. Коффин был встревожен, обнаружив, что днище корабля было изъедено, «словно соты», и попытался заделать дыры смесью мела, свинцовых белил и извести – такой смесью натирали рангоуты. У «Эссекса», который был намного старше, ниже ватерлинии были те же проблемы.
Внимание Никерсона скоро переключилось на остров Худ. «Камни казались обожженными, – вспоминал он, – а почва, там, где она была, походила на иссушенную табачную пыль». Поскольку вся поверхность острова была усыпана галькой и камнями, ходить по ней было делом не простым. Вулканические породы металлически звенели под ногами. Герман Мелвилл в 1840-х годах был глубоко впечатлен Галапагосскими островами и сделал ряд набросков, которые назвал «Очарование». Мелвилл находил эти острова ужасающе нечеловеческими. Он говорил о них как о месте, где «ничто не меняется», и отмечал их «полную непригодность для жилья»: рассеченные экватором, Энкантадас не знают осени, не знают весны; они подобны бренным останкам пожранного пламенем, и едва ли можно что-либо прибавить к картине всеобщего опустошения. Ливни освежают пустыни, но на эти острова не было пролито ни капли дождя. Подобно расколотым сирийским тыквам, оставленным вялиться на солнце, они покрылись трещинами под воздействием вечной засухи, посылаемой раскаленными небесами. «Яви милость свою, – взывает страждущий дух Энкантадас, – и ниспошли Лазаря, дабы он увлажнил палец свой в прохладной воде и оросил язык мой, ибо пламень этот мучит меня».
Галапагоссы привлекали путешественников своими гигантскими черепахами. Натуралист Чарльз Дарвин посетил эти острова в 1835 году на борту «Бигля». Всем известно исследование Дарвина, посвященное галапагосским вьюркам, но ученый отметил, что на этих островах различны не только вьюрки, но и черепахи отличаются друг от друга формой и цветом панцирей. Капитану Дэвиду Портеру эти создания были интересны с несколько иной точки зрения. Его фрегат «Эссекс» заходил на острова в 1813 году и вывез огромное количество черепах, что-то порядка четырех тонн. Это был провиант для экипажа на пути к Маркизским островам. Через семь лет, когда к Галапагосам подошло китобойное судно «Эссекс», у матросов уже был выработан метод заготовки черепах. Прихватив с собой парусиновые ремни, моряки разбредались по острову, следуя извилистым черепашьим следам, не всегда заметным на скалистой поверхности. Обычно черепахи весили по восемьдесят фунтов, но несложно было найти черепаху и в четыреста, и в пятьсот фунтов веса.
Если моряку удавалось найти черепаху, слишком большую для одного человека, он звал на помощь, выкрикивая слово «Таунхо!», заимствованное из языка вампаноагов и со временем искаженное. Но чаще всего матрос мог управиться с черепахой и сам. Щелкнув черепаху по панцирю, он придавливал ее камнем, достаточно большим, чтобы та не могла сдвинуться с места. После закреплял ремни на ногах черепахи и вскидывал ее себе на спину. Переход по скалистой поверхности острова Худ по жаре в сорок градусов и с восьмидесятифунтовой черепахой за спиной тянулся порой несколько миль и был не так уж прост. Каждый должен был принести на корабль не менее трех черепах. Никерсон считал, что это собирательство было едва ли не самой сложной и выматывающей работой. Особенно если черепаха проявляла беспокойство и постоянно елозила по вспотевшей спине матроса.
Во время остановки на острове Худ Бенджамин Лоуренс, гарпунер со шлюпа Оуэна Чейза, попал в беду. Он нашел черепаху и отправился назад, к судну, слишком поздно сообразив, что идет в противоположном направлении. В конце концов, он бросил черепаху, вышел к песчаному побережью и пошел к кораблю.
К полудню «Эссекс» так и не показался, а Лоуренс уже чувствовал, что умирает от жажды. Он натолкнулся на другую черепаху и сумел перерезать ее длинную, змееподобную шею. На сорокаградусной жаре ее кровь была освежающе прохладной. Утолив жажду, Лоуренс бросил черепаху на берегу и продолжил поиски судна. Он нашел его только к вечеру, но, опасаясь насмешек, вновь углубился в скалы, чтобы найти другую черепаху и не возвращаться с пустыми руками. Когда он раздобыл черепаху, было уже совсем темно, и на обратном пути его встретила специально снаряженная поисковая группа.
За четыре дня экипаж собрал на острове сто восемьдесят черепах. После этого «Эссекс» отчалил к близлежащему острову Чарльз. В этот короткий переход Никерсон присматривал за черепахами, попросту сваленными, словно камни, в трюме. Некоторые из них, впрочем, бродили по палубе. Галапагосские черепахи ценились в том числе и за то, что целый год могли прожить без воды и пищи, а их мясо оставалось мягким и вкусным. Сохранялось и восемь-десять фунтов черепашьего жира, который Никерсон описал как «чистейшее и прозрачнейшее желтое масло насыщенного аромата».
