Утром двадцатого ноября 1820 года не только киты издавали свои щелкающие звуки. Оуэн Чейз деловито приколачивал кусок парусины к днищу перевернутого вельбота. С каждым ударом молотка звук уходил вниз, сквозь деревянную основу корабля, в океан. Возможно, киты приняли этот стук за сигналы своего собрата. Во всяком случае, Чейз привлек внимание, по крайней мере, одного.
Чейз утверждал, что, когда кит ударил корабль в первый раз, он шел не быстрее трех узлов – нормальная скорость для кита. Уайтхед, чье исследовательское судно однажды столкнулось с беременной самкой кита, предполагал, что кашалот, возможно, столкнулся с «Эссексом» случайно.
Но, чем бы ни было вызвано столкновение, кит явно не был готов к встрече с твердым и тяжелым китобойным судном, чей вес в двести тридцать восемь тонн почти в три раза превосходил его собственный. «Эссекс», возможно, и был старым, потрепанным кораблем, но его строили на совесть. Он был целиком изготовлен из белого дуба – одной из самых твердых и прочных пород. Его каркас вырезали из цельных стволов, по крайней мере, фут в обхвате. От носа до кормы корабль был обшит дубовыми досками по четыре дюйма толщиной. Поверх дуба шел полудюймовый слой желтой сосны. Ниже ватерлинии – там, куда, согласно Никерсону, ударил кит, – корпус был закрыт медью. Кашалот врезался в жесткий корпус. То, что, возможно, было нечаянным ударом головой, моментально переросло в целенаправленную атаку.
Как и самцы слонов, самцы кашалотов – одиночки. Они примыкают то к одной, то к другой группе самок и молодняка, а если им встречается другой взрослый самец, они бросают ему вызов. Жестокость таких стычек вошла в легенды. Один китобой описал, что случилось, когда самец кашалота попробовал приблизиться к самкам, находившимся в обществе другого самца. Тот перевернулся на спину и напал на пришельца, пустив в ход челюсти. Ему удалось вырвать часть плавника и кусок тела. После чего оба самца отплыли в стороны и снова напали друг на друга. Они разверзли пасть и пытались захватить челюсть противника, оставляя в голове огромные раны.
Едва расцепившись, они снова вгрызались друг в друга. Борьба становилась все более напряженной, и уже ничего нельзя было рассмотреть из-за летящих во все стороны брызг. Самцы сходились и расходились еще два-три раза, и лишь потом, когда волнение улеглось, удалось увидеть, как оба самца плывут голова к голове. Проигравший медленно отплывал подальше и уже не пытался приблизиться к самкам.
Когда схватка окончилась, на воду спустили вельбот, и более крупный самец был загарпунен. Его нижняя челюсть была сломана и висела, держась лишь на кусках плоти. Большинство зубов отсутствовало, на голове зияли многочисленные раны. Вместо того чтобы бить хвостом или кусать челюстями, напавший на «Эссекс» кит протаранил его лбом. Чейз уверял, что о подобном «никогда не слышал ни один из самых опытных и старых китобоев». Но больше всего первого помощника впечатлило то, как разумно использовал кит этот данный ему Богом таран. Оба раза кит приближался к судну так, чтобы «нанести максимальный ущерб, когда скорость кита и скорость корабля умножат силу удара». И несмотря на то что оба раза кит заходил спереди, он не таранил самую укрепленную носовую часть корабля. Форштевень мог бы нанести киту смертельную рану.
По оценке Чейза, во время второй атаки кит шел со скоростью в шесть узлов, скорость «Эссекса» не превышала трех. Чтобы остановить судно, кит должен был двигаться со скоростью, превосходящей скорость корабля, по крайней мере, в три раза, то есть не меньше девяти узлов в час. Один судостроитель рассчитал, что, если бы «Эссекс» был новым кораблем, его дубовый борт мог бы выстоять даже против такого сокрушительного удара. Но, поскольку киту все же удалось пробить дыру в носовой части, очевидно, что старая обшивка «Эссекса» была сильно изъедена гнилью и морскими моллюсками.
Чейз был убежден, что «Эссекс» и его команда стали жертвами «преднамеренной, тщательно спланированной атаки». Для нантакетца сама мысль о подобном была ужасна. Если бы другие кашалоты начали нападать на суда, то всего за несколько лет вся китобойная флотилия превратилась бы в груду обломков. Чейз спрашивал себя, что это было: «необъяснимое стечение обстоятельств или осознанное поведение». Казалось, будто нечто – возможно, сам Бог? – завладел животным на пути к странной, непостижимой цели. Но что бы ни стояло за всем случившимся, Чейз был убежден, что «Эссекс» пошел на дно не случайно.
Выслушав отчет первого помощника, Поллард попытался взять под контроль жуткую ситуацию, в которой они оказались. Их первой задачей стало забрать с затонувшего корабля столько еды и воды, сколько вообще представлялось возможным. Для этого им надо было обрубить мачты, чтобы все еще остающийся на плаву корпус судна мог встать вертикально. Матросы полезли на корабль и начали обрубать реи и мачты топорами и фленшерными лопатами, взятыми из вельботов. Близился полдень, и Поллард отплыл на своем шлюпе, чтобы с помощью квадранта определить их местоположение. Они находились на сорока градусах южной широты и ста девятнадцати – западной долготы. Далеко от земли, в какую сторону ни держи курс.
Через сорок пять минут от мачт остались двадцатифутовые обрубки, и «Эссекс» чуть выправился, поднявшись под углом в сорок пять градусов. Хотя большая часть провизии хранилась на нижних палубах и добраться до нее было невозможно, прямо под палубой в средней части судна хранились две большие корзины хлеба. Оставалась надежда, что они не намокли.
Прорубив палубу, матросы смогли вытащить шестьсот фунтов галет. В другом месте им удалось добраться до бочек с пресной водой. Их оказалось больше, чем можно было погрузить на вельботы. Китобои нашли инструменты и оружие, в том числе два фунта шлюпочных гвоздей, мушкет, два пистолета и небольшой запас пороха. Несколько галапагосских черепах и пара тощих свиней плавали вокруг места крушения.
А потом подул сильный ветер.
Китобоям нужно было какое-то укрытие от крепчающего ветра и высоких волн, однако «Эссекс» мог пойти ко дну в любой момент, и Поллард приказал держаться корабля, но так, чтобы между ним и вельботами оставалось, по крайней мере, сто ярдов линя. Словно утята, вереницей следующие за уткой, они провели ночь на привязи у корабля. Судно содрогалось от удара каждой волны. Чейз без сна лежал в своей шлюпке, глядя на останки «Эссекса» и прокручивая в голове эпизоды крушения. Кто-то спал, кто-то всю ночь провел «в бесплодных стенаниях», – писал Чейз. Он признавался, что и сам плакал в ту ночь.
Он казнил себя за то, что не метнул копье, ведь тогда все могло бы сложиться иначе. (Хотя в своих воспоминаниях Чейз ни словом не обмолвился о том, что у него был шанс убить кита – эпизод, который восполнил в своем рассказе Никерсон.) Но чем больше Чейз думал об этом, тем больше ему казалось, что никто не мог бы предсказать ни первой, ни второй атаки кита. Он вел себя не так, как обычный кит – существо, «никогда прежде не замеченное в умышленном насилии, существо, чья безобидность вошла в пословицы». Этот огромный самец проявлял свойственное скорее людям беспокойство о других китах в стае. «Он появился оттуда, откуда мы только что ушли, – писал первый помощник, – ранив трех его собратьев. Он как будто хотел отомстить нам за их страдания».
