Спрашивал, что привезти – есть прекрасные камни.
– Да, местные. Нет, ты мне поверь! Кто, как не я, в этом разбирается. Хочешь – изумруды, хочешь – звездчатые сапфиры. Прекрасные топазы разных оттенков. Хочешь – какой-нибудь экзотический кошачий глаз или цитрин. Аквамарин, опал. Ну, Оль? Подумай!
Ольга Петровна растерялась: она не была отчаянной любительницей драгоценностей и украшений. Но она была женщиной! Мельком глянула на себя в зеркало: глаза голубовато-серые. Значит, ни зеленые изумруды, ни красные рубины не подойдут. Сапфиры? Наверное, да. Точно, сапфиры.
Ну и смущенно протянула:
– Тогда… сапфиры, Левушка! Только если недорого, слышишь?
Муся сидела на кухне и тянула остывший черный кофе.
– Левка звонил?
Почему-то Ольге Петровне было неприятно, что Муся называет ее мужа так пренебрежительно, так запанибратски – Левка. Какой он ей Левка, ей-богу? Но поправить сестру не решилась. Поняла, что выглядеть это будет довольно глупо. Вроде ревности, что ли?
Ольга Петровна кивнула:
– Да, приезжает. В аккурат к Новому году. Семейный праздник – мы всегда вместе. К тому же положенный отпуск. Он очень устал: командировка тяжелая, климат ужасный. С едой проблема, грязь и инфекции – Индия, сама понимаешь.
– Не знаю, не была! – усмехнулась Муся. – Но страна интересная. Необыкновенная страна. Я столько про нее прочитала!
Ольга Петровна сделала вид, что не заметила Мусиной колкости.
– Новый год. – Муся призадумалась. – Да, ты права. Праздник семейный. – И резко встав, вышла из кухни.
Ольга Петровна растерялась – что это значило? Что Муся хотела этим сказать? Праздник семейный и ей там не место? Или другое – праздник семейный и она, Муся, тоже член семьи? А разве нет? Разве сестра – не член семьи? Пусть даже двоюродная?
* * *
Из дома Муся почти не выходила – так, пару раз. Где была – не докладывала, ни слова. Ольга Петровна не спрашивала – не было любопытства в ее характере. Но приходила Муся хмурая и, кажется, расстроенная. Ни разу – ни разу! – в дом ничего не принесла, не купила.
«Ну да ладно, – думала Ольга Петровна. – Может, совсем нет денег? Да наверняка нет – откуда?»
Правда, как-то решилась, осмелилась:
– Муся! А что с твоей комнатой? Ты там не была?
– А что, надоела? – Муся посмотрела ей прямо в глаза. – Ты, Оля, так и скажи: «Вали, сестрица! Хорош, нагостилась».
Ольга Петровна покраснела и страшно смутилась:
– Господи, Муся! Ну как же ты можешь! Живи, сколько хочешь. Я просто спросила.
Покривила душой, покривила. А что тут скажешь?
Одно мучило, тревожило и огорчало – Мусины ночные посиделки с Иришкой. Они продолжались иногда до глубокой ночи. Ольга Петровна просыпалась и слышала, как в кабинете все так же шушукались, посмеивались. Секретничали.
Как-то не выдержала, спросила:
– Муся! А о чем вы там с Иркой?
– Ревнуешь? – коротко хохотнула та. – Да брось! Так, обо всем. О жизни, Оля! Просто о жизни.
Ольга Петровна покраснела:
– Странно все как-то… Нет, я понимаю – о жизни! Но…
– Хорошему не научу? – перебила ее Муся. – А ты не волнуйся. Плохое – это тоже опыт, сестрица! Согласна? Пусть послушает, сделает выводы. А то с тобой – это ж как в инфекционной больнице в отдельном боксе – от всего мира закрыта. Что ты можешь ей рассказать? Чем поделиться, чему научить?
– Знаешь, а может, не надо? В смысле – делиться? У каждого свой опыт, в том числе и плохой. На чужих ошибках вроде не учатся…
– Не я ее зову! – резко ответила Муся. – Сама в гости просится.
Потом Ольга Петровна подумала – а ведь снова Муся права! Не она к Ирке стучится – та к ней приходит. Наверное, видит в ней героиню – бурная, яркая жизнь. А что она, мать? Домашняя клуша. О чем с ней говорить? О борщах и котлетах? И что она в своей жизни упустила? Что сделала не так? Чтобы с единственной дочерью и никакого доверия?
А время шло. И тревога росла. И кажется, незваная гостья съезжать не спешила. От мамы Ольга Петровна по-прежнему все скрывала. С дочерью говорить было бесполезно, кажется, Ирка была влюблена в свою непутевую тетку. По-прежнему рвалась домой, быстро сбрасывала пальто, наспех мыла руки, отказывалась от ужина и торопилась в комнату Муси.
Ольга Петровна только вздыхала. Ей и самой давно стало неуютно в собственном горячо любимом доме.
Как всякая женщина, тем более домохозяйка, она обожала свою квартиру. Мыла, чистила до фанатизма, украшала и лелеяла. Дом был для нее всем – убежищем, спасением, лучшим местом на свете. Каждый раз, заходя в свою квартиру, она испытывала ни с чем не сравнимое облегчение и радость: уф, наконец-то я дома!
Даже не любила коротких отлучек, а уж что говорить про долгие, например, в пансионат или дом отдыха, или на море.
Всегда торопилась домой. Здесь был ее тихий рай, где все было знакомо, известно и мило.
Домоседка – да! И что тут плохого?
А вот теперь домой ей не хотелось. Теперь она старалась оттуда уйти – искала дела, а они, как известно, найдутся всегда.
Ездила два раза в неделю к маме. К сестрам, к тетке, к давней школьной подруге Марине, к которой не ездила уже лет пятнадцать.
* * *
Перемены такие неожиданные, что Ольга Петровна не на шутку испугалась, начались внезапно.
Как-то вечером – Иришка пришла довольно поздно – она села ужинать. Ольга Петровна уселась напротив.
Муся была у себя.
Дочка неспешно поела, долго пила чай и вдруг сказала, что устала и уходит к себе.
У Ольги Петровны вырвалось:
– А к Мусе? Ты не пойдешь?
Иришка подняла на мать глаза и покачала головой:
– Нет, мам. Достаточно. Хватит. И вообще, не пора ли твоей Мусе съехать по месту прописки? Как-то затянулось все, мам! Тебе так не кажется?
Ошарашенная, Ольга Петровна лихорадочно подбирала слова:
– Да, Ира. Достаточно. Лично мне – уж точно! Только вот как ей об этом сказать? Не представляю. Ты же знаешь – решительности у меня ноль. Никогда не могла отказать человеку. Да и потом – родственница, сестра. В непростом положении. Нет, я не смогу! А скоро Новый год, и папин приезд, и отпуск. Что же нам делать?
– Это твой вопрос! – жестко отрезала дочка. – Ты ее приютила, тебе и решать! – У двери обернулась. – Только я очень прошу тебя, мам! Сделай это, пожалуйста, как можно быстрее!
Вот так номер! Что там случилось? Чтобы после такого восхищения и обожания – такое разочарование и даже раздражение, злость? Спросить у дочери? Вряд ли услышит правду. Спросить у Муси? Этого точно не хочется. А до Нового года осталось всего ничего. Всего-то пару недель. Так, надо собраться и наконец решиться! В конце концов, не ради себя – ради дочки и мужа. Ради всей их дружной семьи. В конце концов, Ольге винить себя не в чем – почти три месяца Муся у нее прожила. Почти три месяца Ольга Петровна готовила, подавала, убирала за ней, стирала и гладила. И ни разу не попрекнула, ни разу не сделала замечания, ни разу не высказала и даже не показала своего раздражения или недовольства. Но и вправду достаточно. Муся здорова, у нее есть жилплощадь, и пора начинать самостоятельную жизнь – как бы ни было ей удобно здесь, в чужом доме, на всем готовом. Кажется, и ей пора отвечать за свою жизнь. Но что там у них все-таки произошло с Ириной? Как же все странно и непонятно…
