– Не насмешничай! – цыкнул на нее Хопёр.
– Какая уж тут насмешка, – пожала она плечами. – Как будем эвакуировать фонды, Геннадий Петрович?
– Твои фонды?
– Фонды государственного музея-заповедника Ангелово, – жестко произнесла Вера. – Экспонаты подготовлены к эвакуации.
– Ты мне тут не указывай! – взорвался Хопёр. – Сам знаю!
– Так сообщите мне. Чтобы я тоже знала, что вы намерены делать.
– Придет время – сообщим.
– Пришло уже. Немцы вот-вот в Москву войдут.
– Что-о?! – Хопёр побагровел еще больше. – Тебе кто дал право тут… разводить?.. А ты знаешь, что за паникерство в военное время бывает?!
– Знаю я, что в военное время бывает! – заорала в ответ Вера. – На фронт в военное время идут! А кто не на фронте, тот на своем рабочем месте защищает граждан и народное достояние. – И, сузив глаза, потребовала: – Куда и когда будем эвакуировать фонды Ангелова?
Хопёр понял, что объект для крика выбран не тот, и сменил тон.
– Подожди, Вера, а? – почти жалобно попросил он. – Дойдет и до тебя очередь.
– Когда?
– Да откуда я знаю?! – взвизгнул он. – Ну нету у меня грузовиков! И вагонов нету! Не можем мы все вывезти, тем более из Подмосковья! Тут дай бог Третьяковку…
– Понятно.
Вера пошла к выходу из кабинета.
– Делай как знаешь, – уныло произнес ей вслед Хопёр.
Обернувшись у двери, она окинула его презрительным взглядом и сказала спокойным, почти задумчивым, а потому удивительным во всем этом хаосе тоном:
– Зачем вы нам? Откуда вы все взялись на нашу голову?
И вышла, прорываясь сквозь ломящихся в кабинет людей и их крики:
– Геннадий Петрович!.. Вы же знаете, это уникальный архив!.. Ну не жечь же его!
Вера шла по парковой аллее так быстро, что поскользнулась на опавших, схваченных первым морозцем осенних листьях и чуть не упала. Вдалеке слышна была канонада и взрывы.
Надя выбежала ей навстречу на крыльцо.
– Ну что? – спросила она с тревогой.
– Ничего, – бросила Вера.
– Как ничего? – растерянно переспросила Надя.
– Сказано делать как знаем.
– Но как же… – проговорила Надя. – Но куда же мы все денем?.. Вера! Что с коллекцией будет?
– Подумай лучше, что с нами будет! – зло бросила та, входя в особняк.
Когда Надя вошла в директорский кабинет, Вера уже была погружена в работу – разбирала, вынимая из ящиков стола, документы и письма. Некоторые из них она клала в дорожную сумку, стоящую открытой посреди комнаты, большинство же, едва проглядев, швыряла в открытую дверцу печки-голландки.
Папка с наклеенной на нее фотографией хрустального яйца лежала в самом дальнем углу ящика. Вера расстегнула папку, увидела какие-то чертежи – и тут из-под них показался край конверта с надписью «Лидии, Вере, Надежде Ангеловым».
– Это что такое?.. – пробормотала Вера. Она сломала сургучную печать, достала из конверта листок, быстро просмотрела его и ахнула: – Вот это да!
Но тут же вспомнила, что в Ангелове вот-вот будут немцы, и ее интерес к находке померк. Правда, увидев, что в кабинет входит Надя, Вера все же сунула папку и конверт в свою дорожную сумку, под плюшевый альбом с семейными фотографиями.
– Вера! Ты слышишь? – воскликнула Надя, входя.
– Что? – бросая в печку очередную бумагу, спросила Вера.
– Ничего! Вот именно же – ни-че-го!
– Для шарад не время, – не глядя на сестру, поморщилась Вера.
– Пойдем скорее.
Сестры вышли в парк, остановились, прислушиваясь.
– Ну вот же! – сказала Надя. – Слышишь?
В парке стояла пронзительная тишина. Ни канонады не было слышно, ни взрывов.
– Ты хоть понимаешь, что это значит?.. – медленно произнесла Вера.
– Понимаю, – радостно кивнула Надя. – Больше не стреляют.
– Это значит, Москву никто больше не защищает, – жестко отрезала Вера. – Все. Немцы могут входить.
– Ты что?! – задохнулась Надя.
– Странно, что еще не вошли. Я думаю, они просто не могут поверить, что путь свободен.
– Этого не может быть!
– Завтра войдут точно, – не обращая на ее слова ни малейшего внимания, продолжала Вера. – Уезжать не на чем. Придется уходить пешком.
– Куда?
– На восток.
– А Ангелово?
– Предлагаешь унести его с собой?
– Я не понимаю. Ты что… – с ужасом проговорила Надя. – Ты хочешь все оставить немцам?! Музей, вообще все?..
– У тебя есть другие варианты? – пожала плечами Вера. – На себе экспонаты понесем? Или на Ольгу Ивановну навьючим?
– Ты… ты просто… – Надя захлебывалась от возмущения. – Это предательство! – Она взяла себя в руки и сказала уже спокойно: – Я никуда не пойду.
– А что ты собираешься делать, позволь узнать? – прищурилась Вера.
– Прятать экспонаты, – ответила Надя. – Сколько успею.
– Да нисколько не успеешь! – забыв, что перед ней не Хопёр, а родная сестра, заорала Вера. – Немцы вот-вот здесь будут!
– Все равно, – тихо произнесла Надя.
Из парка, со стороны выходящей на пустошь калитки, показался старик. На плече он нес несколько лопат.
– Вот, Надежда Андревна, – сказал он. – Боле не нашлось. Все позабирали, когда против танков рвы копали.
– Я попросила Герасима Ниловича принести из деревни лопаты, – объяснила Надя сестре.
– Вижу, – мрачно произнесла Вера. И в сердцах добавила: – Наташа Ростова нашлась!
– При чем здесь Наташа Ростова?
На это Вера уже не ответила. К особняку одна за другой подошли сотрудницы музея.
– Вы-то зачем пришли, Ольга Ивановна? – вздохнув, спросила она старушку-смотрительницу.
– Я могу ломать ветки, – объяснила та. – Для маскировки.
Вера обвела взглядом своих сотрудниц. Все они смотрели на нее с надеждой – привыкли, что она принимает все решения. Ее холодный, лишенный сантиментов ум подсказывал ей, что единственное правильное решение сейчас – бежать куда глаза глядят, и поскорее.
– Ладно, дамы, – сказала Вера. – Будем копать ямы по всему парку. В неприметных местах. Сначала снимаем дерн – для маскировки. Потом…
– Иди уж ты, Вера Андревна, – перебил ее Герасим. – Свои дела делай. А я бабонькам покажу, как надо. Гражданочки сотрудницы! Разбираем шанцевый струмент!
Вера первой взяла лопату. За ней Надя и все остальные.
