– Почему я сегодня утром не могла для Кондратьева кислородную подушку получить?
– Мало подушек потому что, – заоправдывалась та.
Но на Веру такое оправдание не произвело ни малейшего впечатления.
– То есть даже для генерала не хватает? – уточнила она.
– Ну мы же для Кондратьева нашли…
– А для других?
– На всех – да, не хватает.
– Семен Борисович об этом знает?
– Ой, Вера Андреевна! – не выдержала медсестра. – Он же с утра до ночи в операционной. И ночью тоже. Раненых везут и везут же. Когда ему кислородными подушками заниматься?
Ровно через минуту Вера уже входила в кабинет начальника госпиталя – в свой бывший директорский кабинет.
– Семен Борисович, это только мне кажется безобразием, когда начмед считает в порядке вещей, что раненые не могут получить кислородные подушки? – спросила она с порога.
– Не только вам, – ответил он, поднимая взгляд от документов, лежащих перед ним на столе.
– И что?
– Я трижды обращался в санитарное управление, – раздраженно произнес он.
– Догадываюсь, что вам ответили, – усмехнулась Вера. – Война, на всех не хватает.
– Но ведь действительно…
– С такими понятиями о всеобщем равенстве, – поморщилась она, – в числе тех, на кого не хватает, всегда будете вы.
– Вот только, пожалуйста, не надо меня учить! – рассердился Фамицкий.
– Не собираюсь вас учить. Я вообще не за этим пришла. Скажите, почему Кондратьев задыхается при ходьбе?
Она заметила это сегодня во время своей ежедневной прогулки с Федором: он еле смог вернуться из парка в палату.
– Потому что у него ревматизм обострился, – ответил Фамицкий.
– Ревматизм? – опешила Вера. – Но это же когда поясница болит?
– Вы с радикулитом путаете. Ревматизм – заболевание соединительных тканей. Сосуды, суставы. Сердце.
– И что надо делать?
– Лечить, – пожал плечами Фамицкий. – Инъекции, процедуры. Если бы не война, я бы его в санаторий отправил. Ванны попринимать.
– Какие ванны? – насторожилась Вера.
– Минеральные. Ну, все равно это сейчас из области мечтаний. Вера Андреевна, если у вас больше нет вопросов, то разрешите, я займусь вот этим всем. – Фамицкий кивнул на гору бумаг у себя на столе. – Я на час из операционной вырвался.
Он смотрел на бумаги с такой тоской, что не заметил задумчивости, в которой Вера вышла из кабинета.
Когда через десять минут она вернулась, Фамицкий спал, сидя за столом и положив голову на бумаги.
– Семен Борисович! – сказала Вера, входя. И тут же прошептала: – Извините…
– Да! – Он вскинулся, протер глаза – Я слушаю.
– Семен Борисович – вот. Посмотрите.
Она положила перед ним папку, на которую была наклеена фотография хрустального яйца. Семен потер виски, пытаясь сосредоточиться.
– Что это? – спросил он.
– Чертежи моего отца, – ответила Вера. – Раньше в парке был минеральный источник. Потом он иссяк. В Гражданскую. Все говорили: плохой знак. Но знаки совершенно ни при чем…
Каменная будка, стоящая в саду возле пересохшего источника, внутри выглядела такой запущенной и заброшенной, что оптимизма не вызывала. Даже замок открылся с трудом – пришлось масла налить, чтобы ключ провернулся.
– Если здесь что-нибудь и было, то давно испортилось, – сказал Семен, освещая стены фонариком.
– Ничего не испортилось, – возразила Вера.
– Откуда вы знаете?
– Знаю, кто делал.
Тут она взвизгнула так, что в тесном помещении можно было оглохнуть.
– Что?! – бросился к ней Семен.
– По ноге пробежала!.. Крыса!..
– Вам показалось. – Он посветил фонариком на пол. – Ну, видите? Никаких крыс.
– Давайте поскорее, а? – жалобно попросила Вера.
Он протянул ей фонарик.
– Возьмите и читайте.
– А как же вы будете без фонарика искать?
– У меня еще один есть.
– Вы предусмотрительны, – хмыкнула она.
– Да, – согласился он. – Читайте.
Вера поставила на пол ящик, который держала в руках, достала из кармана юбки конверт, вынула из него листок и, светя на него фонариком, начала читать:
– «Грани хрустального яйца являются ключом, с помощью которого запускается поворотный механизм».
– Пещера Лейхтвейса, – сказал Семен, обводя лучом второго фонарика старые каменные стены. – Помните, была такая книжка?
– Конечно, помню.
– Я в гимназии под партой читал.
– Я тоже.
– Извините, – спохватился он. – Читайте, пожалуйста, дальше, а я буду действовать согласно указаниям вашего папы.
Через минуту, двигаясь вдоль стены, он воскликнул:
– Есть! Давайте ваш хрусталь.
Вера осторожно вынула из ящика хрустальное яйцо, лежавшее в стружках, и подала Семену. Он приставил его к углублению, виднеющемуся в нише, осторожно надавил, пробормотал:
– Вроде бы так. И что?
– Не знаю, – растерянно сказала Вера. – Как-то все… очень буднично.
– А вы думали, гром небесный грянет? – Улыбка совершенно переменила его лицо. – Все лучшее в жизни происходит буднично и незаметно. – И предупредил: – Поворачиваю.
– Давайте, – кивнула она.
– Теперь пойдемте смотреть, – сказал он после того, как хрустальное яйцо провернулось в нише на полный оборот.
Они вышли из будки и направились к источнику.
– Я боюсь, – поежилась Вера.
– Вы – боитесь? Не верю.
– И тем не менее. А вдруг и правда… Вдруг все давно сломалось?
– Вот сейчас и увидим.
Парковый источник выглядел безжизненным. Только грязноватая вода, еще не высохшая после таяния снега, мелкой лужицей стояла на дне пустой мраморной чаши.
– Ничего нет… – прошептала Вера.
Семен провел ладонью по железной трубке, из которой когда-то била вода..
– Капает… – произнес он. И воскликнул с не свойственным ему волнением: – Вера! Видите капли?
– Ну, капли, подумаешь, – разочарованно проговорила она.
– А вы думали, сразу фонтан забьет?
Он нашел в траве сухую ветку и стал расчищать отверстие, вынимая из металлической трубки сор. И вдруг по ветке, а потом и прямо по его руке вода потекла сильнее, сильнее – и забила широкой холодной струей!
