Когда Оля и Артем вошли в комнату, то увидели, что за столом сидит военный и листает журнал «Огонек».
– Долго гуляете, – сказал он.
– Мы в школе были, – растерянно произнес Артем.
– Вы что здесь делаете? – возмутилась Оля.
– Соберите свои вещички, – распорядился военный. – Много брать не надо, там все дадут. Живо давайте.
– Не буду я ничего собирать! – воскликнула Оля.
– Где мама?! – крикнул Артем.
– Ну хватит! – рявкнул военный. – Большие уже, должны понимать. Мать арестована. Вас – в детдом. Собирайтесь.
На работу Семен вышел через три дня. То есть физически он мог бы сделать это и раньше – хоть все тело болело после избиений, однако переломов или каких-либо других серьезных повреждений, по счастью, не было, – но не физически ему надо было привести себя в такое состояние, в котором он смог бы разговаривать с людьми. Следовало почувствовать себя человеком, а не мешком с костями, валяющимся на полу в луже собственной мочи. На это потребовалось некоторое время.
А до бальнеологического корпуса он и вовсе добрался лишь через неделю.
– Ну вот, – говорила медсестра, только что измерившая пациенту давление, – все у вас в порядочке, можете ванну принимать. – И воскликнула то ли радостно, то ли испуганно: – Ой, Семен Борисыч! Здрасте…
– Здравствуйте, Наташа, – ответил он. И поинтересовался у пациента: – А что это на вас за пижама? Не по размеру.
– Сказали, нету других, – пожал плечами тот.
– Безобразие, – поморщился Семен. – Нельзя человеку в таком унизительном виде. Наташа, скажите Лукерье Алексеевне, чтобы поговорила с кастеляншей.
– Так ведь Лукерью Алексеевну… – испуганно произнесла медсестра. – А вы не знаете разве?
Когда Семен вошел в директорский кабинет, Вера читала какие-то документы, вынимая их из папки, лежащей перед ней на столе.
– Что с Лушей? – не здороваясь, спросил он.
– Что следует, – холодно ответила Вера.
– Это правда, что ее арестовали?
– Да.
– За что?
– За ложный донос. – Вера усмехнулась. – Новые у них теперь резоны.
– На кого донос? – спросил Семен.
– На меня.
– Не может быть! – воскликнул он. – Она на такое не способна.
– Все может быть, – пожала плечами Вера. – И все на всё способны. Уж тебе-то пора бы понять.
– А дети?
– Я еще про детей ее должна думать? – вышла из себя Вера. И, выхватив из папки листок, прочитала: – «Ангелова Вера Андреевна поддерживает связь с заграницей через свою родную сестру, она в Париже проживает. Это подтверждается письмом, которое передаю вам. Также подтверждаю, что В. Ангелова хранит на складе предметы культа». Ты хоть понимаешь, чем это для меня должно было кончиться?
– Ее могли заставить, – сказал Семен.
– Ах, бедняжка! Меня почему-то не заставили доносить.
– Нельзя требовать подвига ото всех, – жестко произнес он. – Тем более от женщины, которая несет ответственность за своих детей.
– Да плевать мне на ее детей! – выкрикнула Вера. – Она гадина, и из них то же вырастет!
Семен посмотрел на нее с таким отвращением, словно перед ним была змея.
– Какая же ты дрянь… – медленно произнес он. – Мстительное ничтожество.
И, хлопнув дверью, вышел из кабинета.
Он вернулся в Ангелово через два дня. Выйдя из санаторской машины перед флигелем, сказал:
– Отдыхайте. Я через час к вам зайду. Обсудим, как теперь будет организована ваша жизнь.
– А вдруг нас опять заберут, Семен Борисович? – со страхом спросил Артем.
– Не заберут, – ответил тот. И велел: – Одежду эту снимите.
– При нем даже лучше будет, чем при матери, – сказала Оля, как только он скрылся из виду.
– Ты что! – возмутился Артем.
– А что? – хмыкнула она. – Мать говорила, из него веревки можно вить. Если умеючи.
Глава 3
Когда Вера вышла из-за занавески, за которой стояло гинекологическое кресло, врач, некрасивая женщина одних с нею лет, выписывала направление.
– Этого не может быть! – сказала Вера.
– Все может быть, – пожала плечами врач. – Вспомните Библию.
– Сарру с Авраамом, что ли? – хмыкнула Вера. – Мне все-таки не сто лет еще.
– Вот именно. Вы, конечно, не юная женщина…
– Мягко говоря!
– …но и не старуха. Вам пятьдесят, раньше в вашем возрасте рожали вовсю, и даже прямо в поле. Срок у вас одиннадцать недель, организм здоровый. Это же счастье.
– Не уверена, – сердито бросила Вера.
– Ребенок всегда счастье, – возразила врач. И с грустью добавила: – У меня вот не случилось. Муж на войне погиб, а больше никого не встретила. – Она протянула Вере направление. – Сдадите анализы.
– Дайте в себя приду. – Вера потерла лоб. – Только этого мне не хватало!
– Наверное, не хватало.
– Неожиданно все это, – проговорила она почти жалобно.
– Судьба всегда напоминает о себе неожиданно, – пожала плечами врач.
– Думаете, судьба?
– А что же?
Что ей делать, она не понимала. Это было такое невероятное для нее состояние, что само по себе добавляло злости – и на все происходящее, и, главное, на себя саму.
Семен избегал ее в той мере, в какой главврач санатория мог избегать директора: необходимые по работе разговоры вел отстраненным тоном, не задерживаясь при этом в ее кабинете ни на минуту сверх того времени, которое требовалось для прояснения одних только рабочих вопросов, в целом же вел себя так, что никакие другие разговоры были между ними просто невозможны.
Эта особенность его отношения была Вере тем более заметна, что даже к Лизе, которой Семен прежде сторонился – она действительно связывалась в его сознании со смертью Нади, и ничего он не мог с этим поделать, – теперь он стал внимательнее. Может, это было связано с тем, что трое живущих в санатории детей, Оля, Артем и Лиза, напуганные всем случившимся, стали держаться вместе еще теснее, чем раньше. Над Олей и Артемом он оформил опеку – в связи с тем, что их мать была осуждена на два года, добиться этого было нетрудно, – а Лиза оказалась чем-то вроде довеска к ним.
То есть это сначала казалось, что она всего лишь довесок, но постепенно Вера стала все чаще слышать от племянницы: «Надо дядю Семена спросить, как это уравнение решается… дядя Семен говорит… дядя Семен разрешает… дядя Семен меня попросил…» Прежде она обрадовалась бы этому: для нее самой отец был кумиром, и она не понаслышке знала, как девочке в ранние годы необходимо, чтобы ее воспитывал мужчина, иначе трудно ей будет потом понять, как мир устроен. Семен Фамицкий подходил на эту роль, и, собственно, подходил куда лучше, чем кровный Лизин отец, сгинувший в штрафбате Павел Кондратьев…
