Он слушал так, что ей даже смешно стало. Чуть рот не открыл прямо! Вообще-то, конечно, надо было пропеть ему какую-нибудь арию, если про Ла-Скала упомянула, но, раз уж он сказал, что музыку не понимает… Любочка спела ту незамысловатую песенку, которая нравилась дяде Андрею, – про стежки-дорожки.
– Да… – проговорила Антон, когда она замолчала. – Такое даже я понимаю.
– Я же говорила! – снова засмеялась Любочка. – Ну вот, мы пришли.
– Ты прямо здесь живешь?
Он смотрел так, словно перед ним стоял не обычный старинный флигель, а какая-нибудь избушка на курьих ножках. Прямо испуганно смотрел.
– Ну да, – кивнула Любочка. – Моя бабушка директором санатория была, а дед главврачом. Они на пенсии давно.
– Вон оно что…
– Что? – не поняла Любочка.
Антон тряхнул головой:
– Нет, ничего.
– Спасибо, что проводил, – сказала она. – Я правда испугалась. Здесь у нас черт знает что теперь творится. Говорят, наше Ангелово купил бандит.
– Почему бандит? – поморщился он.
– Ну а кто еще? – пожала плечами Любочка. – У нормального человека не может быть таких денег. А ты где живешь?
– Не знаю пока, – ответил Антон.
– Как это не знаешь? – удивилась она.
– Мы с тобой сможем завтра увидеться? – вместо ответа спросил он.
– Я весь день в консерватории, – покачала головой Любочка. – Готовлюсь к конкурсу, домой только спать приезжаю.
– А перед сном? – тут же спросил Антон.
– Ну, если ты за мной зайдешь… – лукаво проговорила она.
– Зайду. Сюда?
– Да. Спокойной ночи!
И убежала во флигель, оставив его в нетерпении. Так ей, во всяком случае, хотелось думать.
Когда Любочка скрылась за дверью, Антон направился к вагончику, где жили нанятые отцом рабочие. В темноте он, конечно, не разглядел того, кто напал на Любу, но вдруг найдет? Громил таких не слишком-то много.
Но если бы и удалось его опознать, то разбудить все равно не представлялось возможным. Из вагончика доносился многоголосый храп, а двое его обитателей валялись снаружи у погасшего костра. Антон обошел их, оглядел.
– Работнички! – процедил он. И добавил с сердитым обещанием: – Ну ладно…
Любочка уже причесывалась на ночь – волосы у нее были такие густые, что для этого требовалось немало времени, – когда в ее комнату вошла бабушка.
– Ложишься? – спросила она.
Любочка как раз в эту минут вспоминала, как Антон слушал ее пение, поэтому на губах у нее играла улыбка.
– Да, – кивнула она. И спросила, улыбку эту прогоняя: – Как ты себя чувствуешь, ба?
– Обычно. Это неинтересно, Любочка.
– Почему?
– Нет ничего скучнее разговоров о старческом самочувствии.
– Не хочется рассказать?
– Совершенно не хочется.
– Вот правду дедушка говорит, железный у тебя характер! – засмеялась Любочка. И тут же лицо ее стало серьезным. – Ба, я давно тебя хотела спросить… Ты совсем-совсем не знаешь, кто был мой отец?
Она с детства знала, что по бабушкиному лицу невозможно определить, что та взволнована. И вдруг теперь волнение словно накрыло ее лицо тенью. Это было так удивительно, так непривычно!
– Почему ты вдруг спрашиваешь? – спросила бабушка.
– А мне цыганка сказала: ты – наша, – ответила Любочка.
– Какая цыганка? Где?
– На пустоши. Знаешь, она будто из воздуха соткалась. А потом исчезла. Мистика!
– Люба! – В бабушкином голосе звучало сильное волнение. – Будь осторожна, я тебя прошу. Не разговаривай с незнакомыми людьми – сама видишь, что здесь теперь творится.
Воспоминание об Антоне тут же снова стало для Любочки главным. Она улыбнулась и сказала:
– С незнакомыми не буду. Значит, про моего отца ничего не известно?
– Мы его даже не видели.
Она несколько секунд ожидала, не добавит ли бабушка еще чего-нибудь, но та молчала. Что ж, Любочка всегда знала, что воспоминания об умершей родами дочери для бабушки мучительны. А отец… Когда-то она расспрашивала о нем Олю, но тетушка сказала только, что он был мерзавец, сломал мамину жизнь и умерла она из-за него.
– Спокойной ночи, ба, – сказала Любочка и, когда та вышла, поцеловав внучку, выключила лампу.
И тут же главная радость сегодняшнего вечера вытеснила из ее мыслей все остальное, и улыбка оставалась на ее губах до тех пор, пока она не уснула, да и после этого тоже.
Глава 4
Не ожидал он, что все эти иконы так его взволнуют! В церковь не ходил – в гарнизонах церкви не предусмотрены, тем более он был полковник, партийный. Потом бизнесом занялся, вообще ни до чего стало, забот по горло. В общем, всегда считал себя равнодушным к божественным всяким делам – и вот поди ж ты…
А ведь к складскому флигелю пришел злой как черт, потому что по дороге чуть не подрался с каким-то старым пнем. Кадровый тот, видите ли, военный, а ему тут какие-то бандиты-кровососы помешали лечение закончить! В драку бросался, за грудки хватал. Когда козлом обозвал, Петр не выдержал даже – вмазал ему как следует. За такие слова отвечать надо! И вообще, раз не сумел из дерьма выбраться и в новой жизни человеком стать, так ты никто, и звать тебя никак, и молчи в тряпку. Кадровый военный еще орал ему вслед угрозы, но Петр уже не обращал на них внимания – спешил на встречу с бывшей директоршей.
Лушка не поверила, что коллекцию он купил вместе с Ангеловым.
– Не может такого быть! – возмутилась она. – Это же государственные ценности!
– То-то государство ночей не спало, все про них думало, – хмыкнул Петр. – Давно ты за них отчитывалась?
– А я за них не отвечаю, – заявила Лушка. – Музей закрыт, они просто на складе у нас остались, а к санаторию отношения не имеют.
– А к чему имеют? – поинтересовался он.
– К Музею прикладного искусства. К московскому. Вот туда за разрешением и поезжай.
Надо было видеть, как вытянулось у нее лицо, когда Петр предъявил ей документ – какой положено, со всеми печатями. Для него было особенной радостью предъявить его именно этой чертовой бабе, которая когда-то заворожила отца и сделала несчастной мать, да и его, мальца, тоже.
– Чтобы государственную коллекцию непонятно кому продали?.. – проговорила Лушка.
– Я – понятно кто, – отрубил он. – Хозяин я. И все, что здесь есть, теперь мое. Ключи давай.
Она молча положила ключи от склада на его ладонь. И так же молча смотрела, как он входит в складской флигель, чтобы осмотреть законное свое имущество.
