Впрочем, в тех местах заключенные сами пытаются контролировать уровень гигиены. И тех, кто не следит за собой, загоняют в отдельный угол. Но это даёт хоть какую-то гарантию только от педикулёза. Что же касается запахов, то они без особого труда распространяются по всему бараку.
У исправительной организации свои неписаные законы. Подъем каждый день – в шесть часов, а время отбоя – в двадцать два часа. С момента подъема до сигнала к отбою ни одному заключенному, независимо от возраста, здоровья и инвалидности, не разрешается присесть на свою койку даже на пять минут. По здешним правилам, нарушающий их заключенный перво-наперво лишается права присесть.
Если провинившиеся «не осознают» своей ошибки, будут избиты дубинкой – уж что-что, а эту часть своей работы надзиратели выполняли с каким-то особенным удовольствием. А в случае повторного нарушения нарушитель попадал в карцер. Естественно, что там тяжесть наказаний и пыток возрастает. Большей частью потому, что карцерные помещения обычно стоят особняком, а потому издевательств никто посторонний не мог увидеть.
Турал рассказывал впоследствии о некоторых случаях в тех местах. К примеру, однажды начальник тюрьмы во время обхода о чём-то спросил заключённого. А тот, вместо того чтобы отвести руки, как положено, назад и опустить голову – как предписывалось заключённым здешним уставом, улыбнулся начальнику в лицо, отпустив какую-то незначительную шутку по поводу внешнего вида жандарма.
Начальнику такое вольное обращение категорически не понравилось! И заключённый, подгоняемый дубинками контролёров, был препровождён в карцер, где его продержали всего сутки без воды и питания. Казалось бы – ничего страшного для взрослого мужика. Но проблема была в том, что на дворе была зима, а карцер не отапливался.
А с заключённого, при помещении его в карцер, снималась вся верхняя одежда вместе с носками. Оставался только легенький хлопчатобумажный костюмчик. Вот и пришлось «улыбчивому» энергично перемещаться в одиночной камере – приседать, прыгать, быстро ходить – насколько позволяли её габариты. Устав, он останавливался и отдыхал некоторое время. Но не долго, так как тощее тело остывало очень быстро…
А спустя сутки его выпустили – так же, как и посадили – ничего не объясняя. Посоветовав только впредь при начальнике не смеяться. Мол, с юмором у того плохо.
Глава 47
Мне долгое время не давали встречи с Туралом. Мы не только не виделись, но и не разговаривали по телефону. Ему лишь иногда удавалось передавать небольшие записки вместе с грязной посудой, в которой я привозила еду. А в записках муж обычно писал всего несколько слов: «Жив и здоров, береги себя и детей!»
Я боялась за него – его могли забить до смерти, а я ничего не знала бы, находясь по эту сторону проволоки. Адвокат попытался добиться разрешения на встречи. Я не знала, как объяснить детям, где их отец, и тем более не хотела приводить их с собой в это ужасное место.
Позвонил Аскеров:
– У меня письмо от Турала, Гюнель. Вы не могли бы заехать в офис?
– Да, конечно, Руфат муэллим, я заеду через час, – с готовностью ответила я.
И через час я была в офисе у адвоката.
– Гюнель, вот письмо, – протянул адвокат мне конвертик, – вы знаете, давно хотел вам сказать, ещё когда Турала только задержали. Он мне поведал, что у вас скоро день рождения, и он должен обязательно с вами поговорить в этот день. Я договорился на один телефонный звонок домой. После вашего разговора он плакал. Я видел его слезы впервые! Он вас очень любит и дорожит вами.
Кто бы что ни говорил, а любовь существует, она живет среди нас и поддерживает в сложных жизненных ситуациях. Именно любовь толкает нас на подвиги, пусть и небольшие, но все же.
Вернувшись домой, я распечатала конверт и нашла стихотворение, посвященное мне. Турал никогда не писал, он даже не читал мои стихи, это было для него слишком сентиментально. И я была удивлена такому поступку с его стороны.
Прости меня за ревность.
Прости, быть проще я не смог,
Прости, что и в тюрьме я думал,
Как мне делить тебя с другими.
Прости за все, что делал я не так.
Я искренне тебя люблю,
Прости меня. Но за любовь свою
Просить прощенья я не стану…
А потом наконец-то разрешили встретиться с Туралом. Мне едва хватило терпения дождаться назначенного дня. Я впервые проходила через огромные тяжелые решетки, и в какой-то момент мне стало страшно. Конвой закрывал за мной дверь, и там, по другую сторону двери, на свободе оставался последний лучик света, падавший на порог. Когда дверь захлопнулась, все стало мрачным, серым и безжизненным. Будто ты попал в потусторонний мир, мир мертвых. Здесь останавливается время…
Меня, предварительно обыскав, проводили в комнату для свиданий и сказали, что Турала скоро приведут. В комнате было небольшое окно, забитое решеткой, стоял стол с двумя стульями, старый неработающий телевизор и кровать без матраца. Также был туалет – порыжевшая раковина, в которой не было воды, и неопределённого цвета, отвратительно пахнущий унитаз, в котором не работал слив.
Через какое-то время привели Турала. Он зашел в комнату. Увидев меня, повеселел и заулыбался. Турал сел около меня, и нас ненадолго оставили вдвоем. Я обняла его и поцеловала. Как же я соскучилась по нему… Как я люблю его!
Мы с ним разговаривали о разном, и я старалась его подбодрить. Получилось ли, не знаю, но Турал делал вид, что ему интересно все, о чем я рассказываю. Время пролетело незаметно, и я поймала себя на мысли, что даже в тюрьме рядом с ним мне совсем не страшно, а страшно там, на свободе – без него.
После возвращения домой я позвонила адвокату с просьбой выбить еще одну встречу, уже для нас с детьми. Ведь Турал безумно скучал по детям, он их давно не видел и переживал.
И нам разрешили встречу. Тогда я посадила дома детей напротив себя и стала с ними разговаривать. Сообщила сыну и дочке, что папа приехал и мы скоро поедем навестить его, а потом он снова уедет.
Сын спросил:
– Мама, что это за работа такая? Папа нас бросил? Он нас больше не любит?
Мне стало очень больно, я обняла сына и сказала ему:
– У вас самый лучший папа на свете, и он вас очень любит! Но, к сожалению, сейчас так сложилось, что ему надо находиться вдали от нас из-за работы. Только это все временно! Он очень скоро к нам вернется, и мы будем вместе.
Часто мы заходили в магазин или в кафе. И когда дети видели других детей с папами, я замечала – какими грустными глазами они смотрели на них. Я видела, как дети тоскуют по отцу и скучают без него. Старалась им заменить отца и заполнить его отсутствие – покупала игрушки, возила их на прогулки, в гости, на всевозможные аттракционы – но разве может мать заменить отца?!
Я делала все, чтобы они не переживали и не страдали. Но были моменты, когда я не могла ничего поделать. И тогда мне самой становилось грустно и обидно до слёз. Ведь такое положение в нашей стране стало возможным потому, что у власти стоят люди, единственным приоритетом которых являются деньги. Других ценностей для них не существует!..
