Именно в эти дни до бывшего богача наконец дошло, что отношения, сложившиеся между Алисой и Клодом, давно вышли за грань чисто дружеских. Впрочем, Алиса никогда не отказывала себе в удовольствии лишний раз подчеркнуть, что во всех случившихся несчастьях виноват только он, Эрнест. Кто, как не он, довел семью до катастрофы? Или он уже забыл, к какой жизни она привыкла в Роттенбурге?
Даниель Вильденштейн, внимательно изучивший письма Алисы Эрнесту
[38], отмечает, что ни в одном из них ни разу не встречается ни одного ласкового слова. Никаких вам «милый» — отныне Эрнест имеет право лишь на обращение «дорогой друг».
«Что же, — пишет она в одном из таких писем, — я принимаю твое решение окончательно бросить меня. Если ты сумеешь преуспеть, тем лучше». Чуть ниже она добавляет: «Помимо заботы о детях и бесконечных занятий с ними музыкой, все мое время поглощает страшная болезнь г-жи Моне».
На самом деле подлинным «отцом семейства» в эти нелегкие годы была именно она, Алиса, и только на ней держался весь дом.
Не склонная к сантиментам, порой излишне суровая — как еще она поддалась обаянию Моне?! — Алиса, воспитанная в строгом религиозном духе, не могла не понимать, что дни Камиллы сочтены, и делала все возможное, чтобы помочь несчастной переносить мучительную боль. Если состояние больной того требовало, она всю ночь сидела у ее постели.
А состояние Камиллы требовало этого все чаще.
Болезнь, начавшаяся еще до рождения Мишеля, теперь прогрессировала устрашающими темпами.
Гинеколог, которому мы описали симптомы, определил, что, скорее всего, у нее была злокачественная опухоль матки.
В июне 1879 года г-жа Элиотт — владелица дома в Ветее и ближайшая соседка семейства Моне (напомним, что она жила совсем неподалеку, в «Башенках») — тоже тяжело заболела. Навещать ее приезжал доктор Тиши, и Алиса поспешила воспользоваться его визитами, чтобы получить хоть какие-то рецепты для Камиллы. Увы, этот врач, практиковавший в Ларош-Гюйоне, мог констатировать лишь одно: сделать ничего нельзя. Лечение? Только сильные обезболивающие.
Может быть, поместить Камиллу в больницу? В Мант или, скажем, в центральный госпиталь Вернона-сюр-Сен? Последнее заведение, рассчитанное на 277 коек, считалось тогда самым современным на весь район. Да, но где взять денег на оплату больничного счета?..
— Г-жа Моне не получала должного ухода, — заявил художник Леон Пелтье, живший тогда в Ветее.
Впрочем, что мог знать этот славный человек, пусть и разбиравшийся в живописи, о той страшной болезни, что пожирала внутренности несчастной и еще не старой Камиллы?
Открытие радия состоялось лишь 20 лет спустя. Для лечения некоторых начальных форм рака тогда применяли низкочастотные токи высокого напряжения, но и эта методика делала лишь первые робкие шаги. Между тем Камилла болела давно, и заболевание успело перейти в последнюю стадию. К августу метастазы поразили и пищеварительную систему. Перепуганный Моне писал доктору Беллио:
«У нее уже не осталось сил не только ходить, но и стоять. Мало того, она уже не может принимать никакой пищи, хотя голод испытывает. Нам приходится постоянно дежурить у ее постели, ловя ее малейшее желание в надежде уменьшить ее страдания. Самое печальное, что мы не в состоянии исполнять все ее минутные капризы, потому что у нас совсем нет денег. Вот уже месяц как я не пишу, потому что у меня закончились краски. Но все это не имеет никакого значения. Что меня по-настоящему ужасает, так это вид моей несчастной жены, из которой уходит жизнь, а тяжелее всего — видеть ее мучения и понимать, что ты не в силах ничем ей помочь. Кровотечения у нее прекратились, но она теряет много жидкости; похоже, язва у нее зажила, но метрит и диспепсия
[39] продолжаются. Живот вздут, ноги опухли, часто отекает лицо. И при этом постоянная рвота, от которой она задыхается. Она совершенно обессилела, и я не представляю, как она все это переносит. Если вы можете по моему описанию дать нам какой-нибудь совет, мы будем вам бесконечно признательны и исполним все досконально. Но я также обращаюсь, дорогой г-н Беллио, и к щедрости вашего кошелька. Лишняя сотня франков позволит мне купить холсты и краски, отсутствие которых не дает мне работать…»
Лето в Ветее клонилось к осени. Небеса опускались все ниже. По утрам над Сеной плыл легкий туман. Дети проводили время в саду. Марта и Бланш собирали созревшие плоды, а Сюзанна с Жаком рвали траву одуванчиков — ими кормили кроликов (Моне обожал рагу из кролика). Малышка Жермена, в простом крестьянском платьице, носила сухие хлебные корки в курятник — еще один источник пропитания для многочисленного и вечно голодного семейства.
Алиса теперь ни на минуту не отходила от постели Камиллы. Ночь прошла очень плохо. Они посоветовались с Клодом и решили: пора вызывать деревенского кюре, аббата Амори. На календаре значилось 31 августа.
Ждать священника долго не пришлось — его дом находился неподалеку от жилища умирающей. Он пришел принять последнее причастие, но для него нашлось и еще одно важное дело. Алиса, которая явно задавала тон в семье, потребовала, чтобы Клод и Камилла, в свое время не сочетавшиеся церковным браком, заключили союз перед Господом. Тогда им останется лишь ожидать христианской кончины.
В церковном архиве прихода Ветей хранится запись о том, что 31 августа 1879 года аббат Амори «обвенчал Клода Оскара Моне и находящуюся при смерти Камиллу Леонию Донсье». После этого он мог приступить к соборованию. Психологический эффект этого таинства широко известен. Даже самые тяжелые больные после него чувствуют облегчение.
И в самом деле, Камилле вроде бы стало чуть лучше. Правда, невероятная слабость не давала ей даже разлепить веки, но хотя бы она перестала плакать. Новый приступ, страшнее всех предыдущих, случился утром 3 сентября. Священный елей больше не действовал. Камилла выла от боли и призывала смерть. Смерть, которая настигла «Даму в зеленом», «Женщину в саду», «Японку», «Камиллу с собачкой» в Ветее в пятницу 5 сентября, в половине одиннадцатого утра.
«Несчастная страшно страдала, ее агония была долгой и ужасной, и она до последней минуты сохраняла ясность сознания. У меня сердце разрывалось, глядя, как она прощается с детьми», — писала Алиса
[40] свекрови. Трудно отделаться от ощущения необычайности всей этой ситуации. Ведь в конечном счете Камилла скончалась на руках соперницы! Маловероятно, что она не догадывалась о тайной связи своего мужа с Алисой, и, как знать, может быть, ей не раз приходилось быть свидетельницей сцен, не предназначенных для посторонних глаз.
Сборами покойной — Камилле было 32 года — в последний путь занялась она же, Алиса. Моне тем временем вооружился гусиным пером — инструментом, которым он владел в совершенстве, — чтобы написать письмо доктору де Беллио. В нем он просил друга оказать ему еще одну, очередную, любезность — срочно посетить ломбард, выкупить любимый медальон Камиллы и как можно скорее прислать его в Ветей. Он хотел бы, поясняет автор письма, надеть это украшение ей на шею — пусть она унесет его с собой в могилу.
