Успех политики Рузвельта подкреплялся популярной в обществе (но это не касалось Элеоноры Рузвельт) отменой «сухого закона» в отношении пива и вина
[55]. Все это было частично замаскировано под меру, предпринятую с целью сбалансировать бюджет (хотя притворства в этом особого не было), поскольку правительство предусмотрительно оставило некоторые ограничения касательно вновь легализованных возлияний. Крепкие напитки были разрешены не сразу, однако стены цитадели были безвозвратно разрушены, и к концу июня ФДР, отдыхая на острове Кампобелло, получил строгий выговор от Элеоноры за то, что «смешал коктейль» для их младшего сына семнадцати лет. Сложно приготовить коктейль из пива и вина, и если бы президент действовал противозаконно, а также, по мнению его жены, безответственно, ее выговор был бы еще более уничтожающим. К счастью для Франклина, Кампобелло находится в Канаде.
Обещания сбалансировать бюджет, данные в Питтсбурге в пылу избирательной кампании, коснулись некоторых сфер. Бюджет на оборону урезали с 752 миллионов долларов в год до 531 миллиона (последняя цифра вряд ли бы при сегодняшних ценах покрыла расходы на один бомбардировщик «Стелс»). Основная часть сокращений коснулась армии. Это спровоцировало генерала Макартура вступить лицом к лицу в несколько истеричную конфронтацию с Рузвельтом, что положило начало его противоборства с президентами — демократами и что, в конечном итоге, привело к его увольнению из армии президентом Трумэном восемнадцатью годами позднее. Зарплаты в федеральных органах власти, в общем и целом, также были урезаны, а несчастные просители премии, не продвинувшись ни на шаг в своих требованиях, обнаружили, что ветеранские пособия, которые, по общему признанию, были чем‑то сродни мошенничеству, были сокращены на 400 миллионов долларов. В то же время были взяты на себя новые финансовые обязательства по Гражданскому корпусу охраны окружающей среды, Закону о регулировании сельского хозяйства, Управлению ресурсами бассейна Теннесси и другим специальным программам. В том, что делалось, прослеживалась некая логика, сродни чему‑то схожему с нетвердым кейнсианством
[56], что характерно для ранних действий администрации. Однако, пока Джон Мейнард Кейнс не опубликовал в начале 1936 года свою работу « Общая теория занятости, процента и денег», было бы ошибочным считать его формулу правительственных расходов выходом из кризисной ситуации как целиком понятное тогда учение в английском Кембриджском университете, не говоря уже о Вашингтоне на заре формирования экономической политики «нового курса». Кейнс встретился с Рузвельтом в Белом доме летом 1934 года, когда его идеи уже окончательно сформировались в теорию. Эту встречу можно назвать плодотворной, но многие переоценивали важность достигнутого с президентом согласия во время подобных встреч.
Невероятно краткое, противоречивое и, возможно, самое важное из первых постановлений по «новому курсу» увидело свет сто дней спустя. Законопроект об оздоровлении национальной промышленности
[57]был представлен в Конгресс в середине мая 1933 года и вступил в законную силу 16 июня, пройдя через Сенат с минимальным перевесом голосов (46 к 39), что было непривычно для того периода. Зловещим предзнаменованием этого голосования стало то, что одиннадцать демократов не поддержали законопроект. Можно было бы сказать, что Закон об оздоровлении национальной промышленности (NIRA) был не только слишком кратким, но и представлял собой сборную солянку разнокалиберных политических решений. Нетерпеливые моложавые политики, опьяненные атмосферой нововластия в Вашингтоне, нашли возможность внедрить в содержание его положений лично взлелеянные, но мало идущие к делу проекты. В предложенной политике четко просматривались две основных линии. Первое, бизнесу разрешили развиваться в направлении корпоративности. Конкуренция могла бы стать прекрасным лозунгом в условиях процветания экономики, когда победителем становится тот, кто первым достигает вершины; она была менее привлекательна во время кризиса, когда тянула всех вниз к неприбыльному снижению цен в условиях сужающихся рынков. Раздел I в NIRA был чем‑то вроде хартии торговых ассоциаций. Это был уход от прогрессивной традиции, начатой Дядей Тедом, об искоренении трестов и враждебного отношения к картелям. В таком его виде Закон не нравился либералам, в частности судье Верховного Суда Луи Брандайсу, который был сторонником распределения, а не концентрации власти. Он также вызывал неодобрение некоторых сенаторов — прогрессивистов из западных штатов, которые частично стали причиной слабого большинства в Палате. Крен в сторону корпоративизма был отмечен изображением в виде «синего орла» для предпринимателей, которые желали сотрудничать с правительством с целью восстановления благосостояния экономики. Если они принимали кодекс, основанный на отказе от снижения цен, минимальной зарплате в 12 долларов за сорокачасовую неделю (не особенно щедро даже по стандартам 1933 года), им разрешалось использовать символ «птицы» как на самом продукте, так и на упаковке. Скептики назвали этот символ «синий хрыч», но большинство испуганных представителей деловых кругов приняли его. Автомобильная промышленность являлась довольно показательным тому примером. Chevrolet (которая стала основным подразделением корпорации General Motors)признала его, тогда как Генри Форд, который платил сотрудникам более высокие зарплаты, чем установленный государством минимум, упрямо отказался ему следовать.
Были и другие сложности. Хью Джонсон, бригадный генерал от кавалерии в отставке, был назначен возглавить эту программу. Считалось, что у него есть печать Бернарда Баруха, в подчинении у которого он работал во время Первой мировой войны. Однако Барух, крупный спонсор фондов Демократической партии, влиятельное лицо в Вашингтоне и старый приятель Уинстона Черчилля, не был человеком, с которым можно было бы ловить бабочек, а тем более охотиться на тигров. Вскоре он опорочил Джонсона и, вероятно, заслужено. Джонсон был энергичным человеком, любил выпить и обладал манией величия. В некоторых, не во всех, аспектах он был удобным партнером в сферах разделения производства для Джона Л. Льюиса, лидера шахтеров, который так же ворвался на общенациональную арену приблизительно в это время. Джонсон развернул деятельность с большой помпой и за какое‑то время добился даже большей публичности, чем у самого Рузвельта. Такое положение дел всегда представляет опасность для подчиненного, что и стало причиной неизбежного падения бригадного генерала. Первым сигналом провала Джонсона стало назначение вместо него Гарольда Айкса, министра внутренних дел, управляющим Администрации общественных работ (PWA), основного творения Раздела II NIRA. Рузвельт принял такое решение, поскольку опасался, что рискованные и расточительные методы управления Джонсона не позволят контролировать 3,3 миллиарда долларов государственных средств, выделенных под эту программу. Программа PWA являлась делом большой важности. Среди проектов, выполненных под ее эгидой, было возведение моста Трайборо в Нью — Йорке, соединение города Ки — Уэст мостом с Флоридой, строительство дамбы Боулдер на реке Колорадо и модернизация железнодорожной линии Нью — Йорк — Вашингтон, а также огромное количество построек судов, больниц и школ по всей стране. Вся работа велась без каких‑либо видимых признаков мошенничества или финансовой беспечности под неусыпным вниманием прессы и деловых кругов, враждебность которых росла день ото дня. Это подтверждает правильность выбора Рузвельта: вверить такие расходы внимательному, въедливому и медлительному в принятии решений Айксу, а не яркому и расточительному Джонсону.
