Итак, после трехсторонней конференции в Тегеране в октябре 1943 года открытие второго фронта во Франции было делом решенным. Обязательства, данные укрепившему свое положение Сталину, необходимо было выполнять. Черчилль не имел возможности более тянуть время, поскольку это привело бы к разрыву с США, что не входило в его планы. Тем не менее, я считаю, что избранная Черчиллем политика отсрочки в вопросе о высадке десанта во Франции до тех пор, кода ее можно было проводить с высокой вероятностью успешного исхода, является одним из его наиболее удачных решений военного времени. По своей значимости оно уступает только расстройству планов Галифакса и Чемберлена, направленных на умиротворение Германии путем удовлетворения ее требований в сложный для Великобритании период — в конце мая 1940 года. Если бы второй фронт был открыт преждевременно, в 1942–м, возможно, в 1943–м, результат оставлял бы желать лучшего — оттеснение к морю англо — американских войск, страшные потери и победа, отсроченная на конец 1940–х или даже на 1950 год.
Когда вопрос, бывший яблоком раздора с британцами, был наконец‑то решен, появилась еще одна, хотя и меньшая проблема. Американцы были полны решимости, помимо высадки войск на французской стороне Ла — Манша, направить часть войск не в Италию, а на юг Франции для захвата плацдарма, в то время как Черчилль хотел атаковать немцев в Италии (где все еще шли тяжелые бои), после чего двинуться в сторону Венеции и на Балканы. В этот раз последнее слово осталось за американцами. Операция на юге Франции, в целом, была успешной. Несмотря на то, что в контексте общей стратегии достижения были скромными, это решение предвещало серьезные споры 1945 года, так как дало возможность, и даже благоприятствовало продвижению русских войск далеко на запад, в Центральную Европу. Черчилль, утвердившись в мысли, что 1944 год должен стать годом открытия второго фронта, с энтузиазмом взялся за его подготовку. Деятельность премьера была настолько всеобъемлющей, что любой другой, менее уверенный в себе президент, чем Рузвельт, был бы оскорблен асимметрией между постоянным вмешательством премьер — министра и своей собственной, более отстраненной позицией, учитывая расстояние в три тысячи миль от театра военных действий.
Вмешательство Черчилля приняло форму регулярных встреч с участием его самого, британских начальников штабов, одного — двух других министров и Эйзенхауэра или его начальника штаба, Уолтера Беделл Смита, с правом совещательного голоса. Среди других вопросов, поднимаемых на этих встречах, разрабатывались планы искусственных гаваней «Малберри»
[75], которые так успешно использовались в «день Д» (день высадки союзных войск на Атлантическое побережье Европы 6 июня 1944–го) и в последующих событиях. Помимо этого, Черчилль установил еженедельные завтраки на Даунинг — стрит, на которых, кроме него самого, присутствовали генерал Эйзенхауэр и Беделл Смит. По мере приближения назначенного дня, Черчилль все чаще появлялся на южном побережье Англии, встречался с войсками, которые ожидали погрузки на суда. К середине мая — высадка была запланирована на пятое июня (позднее операцию отложили на двадцать четыре часа из‑за плохих погодных условий) — Черчилль с трудом уговорил главнокомандующего в Дувре принять план, который бы позволил премьер — министру наблюдать за операцией высадки с ближайшего к берегу крейсера. И потребовалось личное (довольно умелое) вмешательство короля Георга VI, чтобы расстроить этот безрассудный по всеобщему мнению план.
Еще одним удивительным примером уверенного поведения Рузвельта и его чувства меры является то, что он абсолютно не беспокоился по поводу деятельности, которую развернул вокруг этой операции Черчилль. ФДР занимался своей главной задачей — отправкой основных американо — британских войск для фронтального наступления на позиции противника на Западе. Он совершенно спокойно позволил другим заняться деталями, и если Черчиллю так хотелось поиграть в солдатиков, — игра, к которой у Рузвельта не было особой любви, а если учесть инвалидное кресло, то и возможности, — то президент совершенно не возражал.
Первые сорок дней военного вторжения не принесли ожидаемого успеха. Американцы без проблем высадились на полуостров Котантен, а британцы — в заливе Арроманш, однако им не удалось существенно продвинуться вперед. Возникла опасность повторения ситуации с высадкой войск в итальянском городке Анцио
[76]четырьмя месяцами ранее. Это разочарование ярко демонстрирует высказывание Черчилля: «Я думал, мы выпустили на берег дикую кошку, а это оказался полусдохший кит». В случае с Нормандией, кит был намного крупнее, однако операция сдвинулась с мертвой точки только после двадцать пятого июля.
Затем начались маневренная война. Правильность решительной стратегии Рузвельта и Маршалла относительно второго фронта (в отличие от более нерешительного подхода Черчилля и Аланбрука) подтвердили громкие успехи в наступлении американской двенадцатой группы армии под командованием генерала Омара Брэдли
[77]. Двадцать первая группа армий Союзников
[78]фельдмаршала Монтгомери вела тяжелые, но успешные бои за Кан и за соединение своих флангов в районе Фалез — Шамбуа, чтобы взять немцев в «котел». Войска фельдмаршала Монтгомери, отвлекая внимание немецких сил на оборону Кана, позволили американцам осуществить прорыв в южном направлении и, продвигаясь на огромные расстояния, взяли полуостров Котантен и вышли на открытую местность Бретани, продолжая двигаться на юг и запад практически без сопротивления. После чего, повернув вправо, через три недели они вышли к городам Дре, Шартр и Орлеан.
