Репиной стало так жалко себя… До слез.
– Хорошо развлеклись, – коротко улыбнулась Наташка. Теперь пришла ее очередь качаться на качелях, и старая конструкция с жалобами и стонами приняла ее вес. – Мне понравилось.
– Да ну, отстой. – Наумова заглянула в опустевший пакет из-под чипсов. – Они, что, галлюциногенов нажрались и накинулись на эту Гараеву?
– Массовый психоз – один побежал, и все побежали. – Наташка откинулась назад, держась за поручни качелей вытянутыми руками, от этого затоптанный снег, полоска асфальта, серая стена дома, темный кусочек неба, – все это опрокидывалось, а потом в обратном порядке наваливалось на нее.
– А что случилось-то? – Царькова, наконец, подобралась к остаткам многострадального торта и теперь ковыряла размазанный по коробке крем. – Почему все разошлись? Только начали…
– Торт закончился. – Жеребцова оттолкнулась еще сильнее, и двор снова опрокинулся на нее. – Светка, маленький ты торт принесла. Был бы больше, все бы остались.
В ритмичную смену картинок вмешалась посторонняя фигура, и Жеребцова резко выпрямилась.
– Что ж ты за подругой не побежала? – грубо спросила она Асю. – Она там сейчас рыдает, а ты здесь торчишь. Нехорошо.
– Где хочу, там и стою, – огрызнулась Репина, засовывая руки в карманы.
– А чего ты еще хочешь? – Качели остановились, прекратился их противный скрип. – У лучшей подруги отбить парня? Надеешься, что тебя за это похвалят?
– Что-о?! – Ася попятилась, поняв – зря она сразу не ушла. Надо было убегать следом за Крылышкиным.
– Ты думаешь, никто не видит, как ты смотришь на Быковского? – Наташка говорила спокойно и холодно. Наверное, именно так произносят слова, способные убить. – Думаешь, никто ни о чем не догадывается? – Она сунула руку в карман. К Асиным ногам упал скомканный листок.
– Что это? – поднять листок Ася не успела. Наумова опередила ее. Перед глазами мелькнул знакомый почерк.
«Павел, Павлушечка»…
Откуда?
Очень хотелось сбежать. А еще лучше – кинуться на Наташку, исколошматить ее, вырвать у Наумовой из рук листок и уйти победителем. Но ни того, ни другого Ася сделать не могла. Для того, чтобы уйти, ей не хватало смелости, чтобы начать себя защищать – силы. Эх, ей бы сейчас в какую-нибудь секцию по каратэ или тейк-ван-до! Один удар – и противники просят пощады.
– Это она ему? – Юлька выразительно сначала ткнула пальцем в Репину, а потом в сторону подъезда, где жил Быковский. – Вот это номер!
– Подруга, говоришь? – довольно ухмыльнулась Жеребцова. – Ага! С каким бы удовольствием я посмотрела, как ты пошла бы на вечеринку «червяков». Глаза-то как у тебя горели! Небось спала и видела, как стоишь рядом с Быковским. Ты же его наверняка предупредила, а? Сыграла в благородную?
– Что такое?! – Ася начала приходить в себя.
– Ну, а Рудалева, я так понимаю, ты тоже случайно каждый раз встречаешь на улице? – гнула свою линию Наташка. – Или специально? Кому еще хочешь дорогу перебежать? У кого парня отбить?
– Ты что? – Репина испугалась не на шутку. Она и не предполагала, что весь этот круговорот случайностей и совпадений можно было раскрутить в такую неожиданную сторону. – Я никого не трогала. Я ничего не хотела… – пролепетала Ася, чувствуя, что от страха у нее немеют ноги. – Он просто рядом живет!
– Какое совпадение! – широко развела руками Наташка. – А если учесть, что все мы живем в одном городе, то это вдвойне удивительно. А, Наумова?
Юлька медленно сложила доставшийся ей листок и передала подруге.
– Короче, делайте со своим Быковским что хотите, – Наташка подошла к Репиной вплотную. – Этот слюнтяй и самовлюбленный тип никому, кроме вас, не нужен. Жаль, мы ему тогда рожу не начистили, он нас опередил. Я бы с большим удовольствием посмотрела, как он дрожит и просит пощады!
– Это неправда! – вдруг выкрикнула Ася и испугалась собственной смелости. После таких слов Жеребцова могла растереть ее в порошок.
– Правда, правда, – усмехнулась Наташка, но улыбка ее тут же застыла, превратившись в неприятный оскал. – Но чтобы рядом с Рудалевым я тебя больше не видела. Поняла?
Голос Наташки звенел от возмущения, хотя внешне она оставалась все такой же спокойной.
– Он сам ко мне подходит, – буркнула Репина, чувствуя, что стремительно краснеет. Это надо же было – так попасть…
– Значит, сделай так, чтобы этого больше не происходило.
Ничего себе заявочки! Что же ей теперь – по воздуху к дому летать?
Жеребцова медленно прошлась по площадке, демонстративно пнув остатки крышки из-под торта ногой.
– Я сказала, – остановилась она уже на выходе. – Если ты меня не услышишь, тебе же хуже будет. – И она демонстративно потрясла в воздухе запиской.
В этот момент Репина в сто пятьдесят первый раз страшно пожалела, что не может быть такой же сильной и уверенной, как Жеребцова. С каким удовольствием она сейчас, беспечно помахивая рукой, прошла бы вдоль заборчика, легко ответила бы Жеребцовой в лицо, что со своими советами и записками она может катиться куда подальше – Репина сама выберет, с кем ей общаться и в кого влюбляться. Что это не ее собачье дело, с кем Ася сталкивается на улице, и если Ру нравится с ней разговаривать, то пусть он и дальше это делает. Потому что это ее выбор! И его выбор!..
От нахлынувших эмоций привычно закружилась голова. Она у Репиной часто в последнее время кружилась.
Ася оглянулась. Жеребцова с Наумовой ушли, на площадке осталась одна Царькова, собиравшая мусор после их веселого пиршества.
– Что это они все какие-то странные? – бормотала Светка, как всегда, все пропустившая. – Что Жеребцова такое несла? Она в Быковского влюбилась?
– Влюбилась, – поддакнула Ася. Ее голова сейчас была занята другим, и она даже не слушала, что говорит Царькова.
– Да ну! – Все посыпалось из Светкиных рук.
– Царькова, слушай, отстань! – отмахнулась от нее Ася и пошла домой.
Праздник, первое января, а вокруг все катится к чертям собачьим. Репина уныло брела по улице, видя вокруг веселых людей. Она же была каким-то волшебным образом отделена от них. И, наверное, впервые Ася почувствовала себя страшно одинокой и никому не нужной.
«У меня нет никого. Даже собаки», – некстати всплыла в голове фраза из мультфильма «Малыш и Карлсон».
Хотелось плакать. А еще хотелось куда-нибудь пойти, чтобы там был свет, было много знакомого народа, чтобы люди улыбались, чтобы были ей рады…
Так Репина брела и брела, даже не догадываясь, что где-то неподалеку в такой же тоске шагает Лера. Шла она, куда глаза глядят. Ноги вывели ее к лавочке, на которой, ссутулившись и повесив голову, сидел человек. Услышав шаги, человек выпрямился и слабо улыбнулся.
