Но прежде всего позвольте опровергнуть наиболее часто встречающееся отождествление этого человека с Томасом Воэном — клириком из Уэльса и автором трактатов по алхимии, братом поэта-мистика Генри Воэна. Жак Садуль, тщательнейшим образом изучивший этот вопрос, указывает, что Томас Воэн умер в 1666 году, «задолго до окончательного исчезновения Филалета с исторической сцены».
[148]
А. Е. Уэйт считает, что Воэн умер годом ранее, в феврале 1665-го, и предполагает, что смерть наступила в результате одного из его химических экспериментов. Мэри Энн Этвуд, в свою очередь, высказывает мнение, что она оказалась результатом передозировки эликсира. Идентифицировать Воэна с великим странствующим адептом стали, без сомнения, по той причине, что он писал под сходно звучащим алхимическим псевдонимом Евгений — а вовсе не Иреней — Филалет. Воэн окончил Колледж Иисуса в Оксфорде и служил викарием церкви Святой Бригиты в Ллансейнтфрейде, что в Бреконшире.
Давайте теперь вернёмся к «подлинному Филалету», как называл неизвестного адепта Жак Садуль. Многие авторы считают, что он родился в 1612 году, поскольку в самой своей знаменитой работе «Открытый вход в скрытый дворец короля», увидевшей свет в 1645 году, он пишет: «Я — философ, Адепт, не называющий себя никаким иным именем, кроме как Филалетом, что есть псевдоним, означающий „любящий истину“. В лето искупления мира 1645 исполнилось мне тридцать три года от роду…»
Быстрый подсчёт даёт нам дату рождения Филалета — 1612 год. Но независимо от любви к истине Филалет, вполне возможно, не совсем искренен. Ибо, как указывает Жак Садуль, в первых изданиях книги значится «двадцать три», а не «тридцать три», следовательно, автор родился в 1622, а не 1612 году. Однако Садуль совершенно справедливо замечает, что в последующих изданиях дата могла быть изменена публикаторами книги, просто не верившими, что столь юный человек может быть Адептом.
Филалет едва ли лично произвёл это исправление, считает Садуль, потому что ко времени появления последующих редакций алхимик уже бесследно исчез.
Особенный интерес в произведённом Жаком Садулем анализе этой проблемы вызывает предположение, что автор вообще мог не иметь в виду возраст. Цифра двадцать три могла в действительности означать время, понадобившееся Филалету на осуществление Великого Делания. Тридцать три же, учитывая, что автор был христианским мистиком, могло вообще быть символической цифрой, означающей достижение совершенства, которого и Христос достиг в исполнении своей земной миссии в возрасте тридцати трёх лет. Это допущение становится тем более вероятным, если принять во внимание, что философская система Филалета, содержащаяся в его книгах, весьма близка по сути своей к розенкрейцерской. У розенкрейцеров же, как и у франкмасонов, имелась последовательность степеней посвящения внутри ордена. И оба эти наполовину тайных мистических братства, напомним, произошли от суфийского ордена Строителей, придававшего особое значение нумерологической интерпретации числа «тридцать три».
Цитируя английского биографа, Садуль указывает период правления короля Карла I — примерно между 1625 и 1649 годами — как время взросления и становления Филалета.
Есть в биографии Филалета и ещё одна весьма важная деталь, относительно которой большинство исследователей пребывает в согласии: судя по всему, его порошок проекции был куда более мощным и эффективным, чем все предшествующие, по крайней мере те, сведения о которых дошли до наших дней. Историк алхимии Луи Фигье пишет: «Одного грана порошка на унцию ртути было достаточно, чтобы превратить её в золото; и если это полученное в результате трансмутации золото добавить к десятикратно большему объёму ртути, получаемая в результате тинктура была в силах трансмутировать 19 000 частей металла».
[149]
В 1618 году известный бельгийский химик-первопроходец Жан-Батист ван Гельмонт работал у себя в замке в Вильворде, когда ему неожиданно доложили о прибытии посетителя. Ван Гельмонт, всегда крайне скептически относившийся к алхимии, выразил решительный протест, когда незнакомец принялся толковать о трансмутации как о безусловной истине. В конце концов, ван Гельмонт был весьма квалифицированным специалистом и исследователем, изучал медицину и математику в Лувене, в двадцать два года защитил докторскую диссертацию по медицине и ещё в юности прочёл Гиппократа и классиков греческой и арабской науки. Но как бы там ни было, а незнакомец вручил ему несколько гранов некоего порошка.
«По цвету он напоминал шафран, — писал позднее ван Гельмонт в своей работе „О вечной жизни“, — но был гораздо тяжелее и блестел, словно измельчённое стекло». Дав ван Гельмонту все необходимые указания, таинственный посетитель собрался уходить. Химик спросил посетителя, неужели ему не интересно узнать результаты эксперимента, и тот ответил, что в том нет никакой необходимости, ибо операция совершенно точно завершится успешно. Когда незнакомец был уже на пороге, ван Гельмонт спросил, почему именно его избрали для проведения этого эксперимента. «Дабы убедить блестящего учёного, чьи труды составляют честь и благо для его страны», — последовал ответ.
Ван Гельмонт нагрел в тигле восемь унций ртути и добавил туда щепотку порошка. Через пятнадцать минут металл превратился в золото, и ван Гельмонт безоговорочно поверил в алхимию, несмотря на то что никогда сам не создал Камень.
«Я видел Камень, и держал его в руках, и добавил четвёртую часть переданного мне количества, завёрнутого в бумагу, к восьми унциям ртути, кипящей в тигле, и ртуть, издав тихий звук, стала полностью неподвижной и застыла в виде чего-то, напоминающего жёлтый воск; и вот после этого мы обнаружили, что восемь унций ртути превратились в одиннадцать гранов самого чистого золота; следовательно, один гран этого порошка превратит 19 186 частей ртути в лучшее золото… Тот, кто дал мне этот порошок, имел его в таком количестве, которое бы позволило получить двести тысяч фунтов золота…»
Ни у одного другого Адепта, за исключением неуловимого Филалета, не было порошка такой силы. Скорее всего, к ван Гельмонту наведался именно он.
Англичане по фамилии Старки, отец и сын, эмигрировавшие в Америку в начале XVII века, были совершенно уверены, что удостоились посещения этого великого Адепта. Около 1650 года они сдали комнату над своей аптекарской лавкой некоему господину. Тот говорил с английским акцентом и представился Джоном Смитом. Во время своего пребывания у них Смит попросил у Старки-старшего позволения пользоваться небольшой провизорской за лавкой. Хозяин, разумеется, согласился, но велел сыну присматривать за странным жильцом. Чем Джордж и занялся — через щель в перегородке.
Он увидел, как Смит расплавил в тигле свинец и бросил туда какой-то красноватый порошок. Через пятнадцать минут он перелил расплавленную массу в форму, и юный Старки, к крайнему своему изумлению, увидел, как та превращается в золото.
