После того как его далекоидущие надежды на завоевание Кавказа потерпели крах, у него произошла резкая стычка с генералами ОКВ. Он даже перестал обедать с ними в штабном казино; с тех пор и до конца войны он чаще всего обедал в одиночестве. Он утверждал, что его устные приказания, даваемые во время ежедневного обсуждения ситуации, не передаются вовсе или передаются неправильно. Он приказал Борману набрать специальный штат стенографисток. Отныне каждое слово, произнесенное им во время этих многочасовых обсуждений, должно было записываться и передаваться по назначению; так делалось вплоть до конца войны. Он уволил начальника Генерального штаба генерал-полковника Гальдера, заменив его генерал-полковником Зейцлером. Своего главного военного адъютанта, полковника Шмундта (убитого позже во время попытки покушения на Гитлера 20 июля 1944 года), он назначил начальником армейского кадрового управления. С тех пор любое назначение на армейский пост осуществлялось через Шмундта самим Гитлером. Стабильность в руководстве армией стала исключением, а постоянные перемены превратились в систему.
Тем временем русские прорвались на обоих флангах Сталинградского фронта и наголову разбили румынские и итальянские войска. Тогда Гитлер принял страшное и с точки зрения стратегии чудовищно глупое решение. Пока еще 6-я армия была окружена лишь тонким кольцом войск противника, у нее был шанс прорваться на запад. Вместо этого Гитлер приказал закрепиться на месте и ждать контрнаступления. Это контрнаступление, предпринятое без должной подготовки, было подавлено русскими, продолжавшими продвижение на запад.
Причина этой самоубийственной страусовой политики кроется во внутренней неуверенности Гитлера, его политической недальновидности и азарте игрока. Но отныне она стала неизменным образом действий Гитлера; опьяненный собственным «фанатичным упорством», презирая все правила современной войны, он приказывал своим войскам закрепляться на занятых позициях после каждого прорыва врага.
Вторичное взятие Харькова командиром дивизии СС «Адольф Гитлер» было одним из последних успехов Гитлера; он перенес день памяти героев национал-социалистов на 15 марта, чтобы в своей речи упомянуть об этом триумфе. Но его последнее крупное наступление на Востоке стало досадным поражением. В ходе операции «Цитадель» в конце июня 1943 года немецкие войска должны были прорваться между Орлом и Белгородом, но после десяти дней атак им пришлось отступить. Об этой операции широкие массы даже не узнали.
Гитлер отказался строить восточную стену вдоль Днепра. Он принципиально не позволял сооружать постоянные позиции в тылу немецких фронтов, считая, что уверенность солдат в наличии за спиной лучших позиций подорвет их боевой дух. Позже, когда инициатива перешла к врагу, он, по своему обыкновению, недооценивал значение прорывов бронетанковых войск, называя их небольшими рейдами; враг должен быть наказан за «дерзость» и «бесстыдство», окружен и обречен на голодную смерть в тылу немецких войск. Поэтому, когда происходил большой прорыв, он приказывал всем армиям, корпусам и дивизионам оставаться на местах, как изолированным островам. Предполагалось, что эти соединения должны объединяться и, заходя с флангов противника, заграждать места прорывов с целью окружения врага. В действительности же в эти места прорывов, ставших уже гигантскими прорехами в немецком фронте, вливался поток вражеских войск, образуя новые фронты в тылу окруженных немецких частей. Эти части после героического сопротивления в конце концов разбивались превосходящими силами противника.
От Волги до Одера Гитлер жертвовал немецкой армией ради приверженности к такой стратегии вакуума. Та же история повторилась во время крупного русского наступления на Центральном фронте, к Витебску и в направлении Орша – Бобруйск, позже от Барановского плацдарма по обе стороны Варшавы, в Восточной Пруссии, Польше и Померании; это повторялось на всем пути к Кракову и реке Нейссе.
В дни своего успеха Гитлер часто приезжал в войска, чтобы своим присутствием укрепить их боевой дух. Но после поражений он только раз посетил воюющие части.
Это было в феврале 1943 года, после поражения под Сталинградом. Последовавшее за ним паническое отступление угрожало охватить всю южную группу войск. Гитлер прилетел к Манштейну в Запорожье и, пробыв на Днепре три дня, своим появлением и вмешательством остановил отступление. В последующие годы войны он никогда больше не выезжал на фронт и не встречался с солдатами. Хотя раньше в критических ситуациях ему не раз приходилось это делать, ничто не могло убедить его повторить эту практику. Во время поражения ему не хватало силы и веры, которую он бы мог передать сражающимся людям. Раньше прямое влияние его личности на массы было огромным; теперь же он более не мог влиять на них. Внутренне он более не был тем, кем был когда-то; по этой причине он держался как можно дальше от фронта и по этой же причине все больше отдалялся от реальности. Теперь он стал кабинетным генералом и отдавал приказы, не задумываясь об ограниченности собственных сил и не принимая во внимание реальную силу противника.
Я вспоминаю, с каким презрением и непониманием ситуации он критиковал решительный прорыв Паттона в Нормандии. Со всей серьезностью он заявил, что чем больше американцев прорвется в щель шириной почти десять километров, тем лучше, потому что немецкие войска «захлопнут ловушку». Он неустанно повторял это, пока немецкая армия, которой была поручена эта операция, сама не попалась в ловушку, и только ее остаткам удалось бежать вдоль Сены. В провале операции он обвинил командование западной армии и, как обычно, произвел коренную реорганизацию. Обвинение заключалось в том, что наступление начали преждевременно, растратив силы раньше, чем подоспели свежие немецкие части.
Во время наступления в Арденнах 15 декабря 1944 года он в очередной раз взял инициативу в свои руки. Эту операцию он начал планировать сразу после покушения 20 июля. Самую большую проблему, которую обсуждали неделями, для него представлял вопрос: где должна выйти к морю наступающая армия, к северу или к югу от Антверпена? В том, что наступление будет успешным, он не сомневался ни на мгновение. Он рассчитывал отрезать целую британскую армию от ее баз снабжения и уничтожить. Возродившаяся уверенность фюрера вдохнула в немецкий народ глоток надежды. Но эта фантастическая надежда была похоронена в бездонной грязи дорог под Арденнами, а предпринятое в это же время наступление через Вогезы также потерпело фиаско. Тогда Гитлер принял решение, которое даже он охарактеризовал как дерзкое и опасное, ввиду того, что союзники форсировали Рейн, а русские прорвались к Одеру. Пока враг приближался к жизненно важному сердцу рейха, он перебросил 6-ю бронетанковую армию от Рейна к Будапешту, где по его приказу несколько немецких дивизий позволили окружить себя. Вместо того чтобы защищать Рур или Берлин, он в течение нескольких недель планировал очередное крупное контрнаступление. Наступающие войска должны были форсировать Дунай к югу от Будапешта, взять город с тыла и, если представится возможность, двигаться на восток, в тылы наступающих русских войск. В обоснование этой идеи он заявил, что жизненно важные месторождения нефти к западу от Будапешта должны быть сохранены. Переброска и передислокация 6-й бронетанковой армии заняли шесть драгоценных недель; но через несколько дней русские прорвали фронт, и запланированное наступление превратилось в паническое отступление, в результате которого была потеряна Вена и большая часть Австрии. Примерно в это же время, между февралем и мартом, Гитлер приказал фельдмаршалу Моделю закрепиться на своих позициях в Руре, который обошли союзники. Рур, утверждал он, будет позже освобожден наступлением с юга. Он снова надеялся повернуть острие вражеского наступления в другую сторону и вырваться из окружения.
