А вот титаны немецкой литературы его не трогали. С его националистической точки зрения, Шиллер был предпочтительнее универсального космополита Гете. Я никогда не слышал, чтобы Гитлер говорил о Гете.
Во время своих визитов в Веймар Гитлер всегда наносил короткие визиты фрау Форстер-Ницше, сестре Ницше. Но из работ Ницше Гитлер воспринял только культ личности и доктрину сверхчеловека; другие аспекты трудов философа его не интересовали. Он подарил Муссолини на день рождения в 1944 году баснословно дорогое переплетенное издание Полного собрания сочинений Ницше. Кроме Ницше, единственным философом, которого когда-либо упоминал при мне Гитлер, был Шопенгауэр. Он любил повторять, что, отправляясь на войну в 1914 году, положил в свой мешок дешевое издание работ Шопенгауэра. Но в Шопенгауэре его интересовали не доктрина пессимизма, вопросы гносеологии или этика, а только блестящий афористический язык, язвительная ирония, с которой тот нападал на профессиональную науку своего времени, безжалостная критика и едкий полемический стиль этого остроумного философа. Это был предел контакта Гитлера с интеллектуальным миром.
Он прокламировал новое мировоззрение, но вряд ли соизволил упомянуть о великих мыслителях человечества, от Платона до Канта и Гете. Самые высокие истины, самая великая мудрость и все интеллектуальные богатства, накопленные за столетия, для Гитлера не существовали, если они не вписывались в его националистическую идеологию.
Он строил храмы искусства, но презирал собор духа! Демонстрируя свою любовь к культуре и искусству, он не имел ни малейшего представления о таких понятиях, как духовные ценности и этика. Гитлер часто утверждал, что шестым чувством ощущает наивысшую пользу для своего народа и внутреннее чутье подсказывает ему, что это – самая высокая национальная идея.
Частые остановки Гитлера в Байрейте свидетельствуют о его любви к классической музыке. Он был страстным поклонником Вагнера и в мирное время регулярно посещал двухнедельные фестивали. Несомненно, он был в высшей степени музыкален, потому что мог, например, воспроизвести «Мейстерзингеров» полностью по памяти, напевая и насвистывая мотив. Эту оперу он, наверное, слушал сотни раз. Кроме Вагнера, Гитлер любил симфонии Бетховена и Брукнера. Для разнообразия он также с удовольствием слушал итальянские оперы и классические венские оперетты. Прекрасную постановку «Веселой вдовы» Гитлер видел не менее шести раз за полгода. Современную атональную музыку он не любил.
Гитлер много сделал для немецкого театра, энергично поддерживая его собственными идеями. Регулярные приемы для актеров в Берлине, Мюнхене и Байрейте повышали их престиж. Однако после начала войны Гитлер только раз посетил театр. В Байрейте в июле 1940 года он последний раз в жизни слушал оперу. Это была – что за роковой символ! – «Гибель богов» Рихарда Вагнера!
В Байрейте Гитлер останавливался на вилле Ванфрид в качестве гостя фрау Винфред Вагнер, с семьей которой его связывали дружеские отношения. Четырех внуков Рихарда Вагнера он знал с детства, а после смерти их отца Зигфрида проявлял к ним почти отеческую заботу. Эти четверо, став взрослыми мужчинами и женщинами, были среди немногих, кто обращался к Гитлеру фамильярным «ты». Он принимал участие в семейных обедах в доме Вагнеров, совсем как член семьи, и был буквально потрясен, когда незадолго перед войной старшая дочь покинула дом и родину и за границей публично выступила против него. Хорошо известно, что через семью Вагнер Гитлер познакомился с Хьюстоном Стюартом Чемберленом, которому в значительной степени обязан интеллектуальной основой своего антисемитизма.
В Байрейте также находились Национал-социалистическая ассоциация учителей и Дом немецкого образования. Однако немецкое образование мало интересовало Гитлера; он с детства враждебно относился к учителям. Гитлер сам рассказывал, что был необузданным и неуправляемым ребенком. Он часто вспоминал о своих безумных выходках и склонности к авантюризму. Конфликты со школой и церковью у него начались рано.
Однажды его шалости зашли так далеко, что его исключили из школы. Посещая приходскую школу, он некоторое время помогал священнику. Однако на исповеди из чисто юношеского озорства он задал тому несколько очень затруднительных вопросов. По этому случаю его дяде (который был его опекуном) пришлось вмешаться, заставить его извиниться и забрать из школы. Учителя и соседи называли его никчемным мальчишкой. Чувствуя свое неизмеримое превосходство над этими людьми, он придумывал им столь же нелестные прозвища. Предубеждение к учителям, за исключением учителя истории, он сохранил на всю жизнь, и оно нередко прорывалось наружу. Свою нелюбовь к этой профессии он проявил, заявив, что мужчины не должны работать учителями, а на педагогическом поприще следует трудиться только женщинам. Позже он намеревался попробовать претворить в жизнь эту идею.
Глава Национал-социалистической ассоциации учителей, гаулейтер Вахтлер, выступая на учительской конференции в Вене, заметил, что бывшие ученики нередко неуважительно отзываются о своих учителях. Он назвал это «местью за последний ряд, последнее место». Гитлер, услышав об этом, просто высмеял его, не считая, что камень был брошен и в его огород. Однако могу упомянуть, что в последний год войны Гитлер приказал без суда расстрелять Вахтлера за то, что тот якобы отказался защищать Байрейт.
Гитлер с детства не питал теплых чувств ни к семье, ни к школе. Это до некоторой степени естественно, если учесть, что его отец умер рано, а в шестнадцать лет он был брошен на произвол судьбы. Его интерес к обучению молодежи ограничивался политическим образованием. Детей в очень раннем возрасте отнимали от родителей и школы, вовлекали в детские организации, называемые пимпфе и юнгмадель (мальчики и девочки до четырнадцати лет) и воспитывали в соответствии с идеями Гитлера. Они быстро усваивали его взгляды и поведение. В голове Гитлера не находилось места для традиционного немецкого образования.
Гитлер любил идеи космического размаха. Он говорил о человеческих существах как о «планетарных бациллах» и был ярым приверженцем универсальной ледниковой теории венского инженера Ганса Хорбигера. Его эволюционный взгляд на естественный отбор и выживание сильнейших совпадал с идеями Дарвина и Гаккеля. Однако Гитлер не был атеистом. Он исповедовал общую, монотеистическую веру. Он верил в руководство свыше и в Высшее Существо, мудрость и воля которого создает законы сохранения и эволюции рода человеческого. Он верил, что высшая цель человечества – выжить ради достижения прогресса и совершенства. Эта вера вселяла в него ощущение своей миссии как лидера немецкого народа. Он верил, что действует по приказу Высшего Существа; у него были твердые представления об этом Существе, которые ничто не могло поколебать. В своих речах он часто упоминал Всемогущего и Провидение, однако лично остро враждебно относился к христианству и церквам, хотя программа партии была основана на постулатах «позитивного» христианства. В частных разговорах, если речь заходила о церквах и священниках, он с сарказмом замечал, что некоторые «хвастаются, будто имеют прямую связь с Богом». Примитивное христианство, заявлял он, являлось «первой еврейско-коммунистической ячейкой». И он отрицал, что у христианских церквей в ходе эволюции появилось какое-либо подлинное нравственное основание. Распорядившись судить некоторых католических священников за аморальность, он использовал решения судов как основу для широчайших обобщений. Гитлер считал Реформацию величайшим национальным несчастьем Германии, потому что она «расколола страну и на столетия остановила процесс объединения».
