Однажды за столом произошел следующий случай. Был день рождения одного из адъютантов. Геббельс, желая смутить меня, шепнул Гитлеру, что хорошо бы предложить мне встать и произнести праздничный тост. Гитлеру идея понравилась; он написал несколько слов на карточке у прибора и передал мне категорический письменный приказ встать и говорить. Но Геббельс был посрамлен. Я сымпровизировал очень симпатичную маленькую речь и с честью вышел из положения. Более того, мне удалось отомстить Геббельсу, заставив весь стол дважды встать и выпить за здоровье адъютанта...
[32]
Юмор Гитлера за столом был вымученным, если не сказать грубым. Такими же иногда были и его высказывания по разным поводам. Он критиковал судебные приговоры и изливал свою ненависть к юристам. Иногда он обсуждал свое право на амнистию. К некоторым преступлениям он относился снисходительно, особенно к тем, что касались женщин, жульничества, и к другим поступкам, вызванным, как он считал, «здоровыми инстинктами людей». В таких случаях он вмешивался и требовал смягчения наказания. В основном же он не был склонен к снисходительности; скорее здесь вылезала на поверхность грубая сторона его натуры.
Было, например, дело одного мошенника, который заявил, что может получить бензин из воды, и даже ухитрился продать способ нескольким известным людям. Затем был химик, заявлявший, что может получить золото из свинца. Гитлер приказал держать этих людей в тюрьме, «пока они не получат бензин и золото».
Гитлер неизменно придерживался одного взгляда: «Нам, как нации, нужны не мягкость и сентиментальность, а жесткость и безжалостность». Его лозунгом было изречение: «Достойно похвалы то, что делает нас жесткими». Он хотел воспитать в народе твердость и искоренить пассивность к жизненным битвам.
Личную неприхотливость Гитлера, его внешнюю простоту часто принимали за простоту внутреннюю. На самом деле в своей самооценке он далеко не был скромным. Он ясно давал понять, что считает себя одним из величайших людей в истории, и любил говорить, хоть и с претензией на иронию, о памятниках, которые будут ему поставлены. Я как-то сделал замечание о преимуществах скромности и упомянул афоризм, приписываемый Мольтке: «Будь больше, чем ты кажешься». Гитлер тотчас же отрезал, что подобная скромность в великих людях может быть вызвана лишь «неадекватным пониманием собственной значимости» и «неподобающим чувством неполноценности». Он также поправил меня, сказав, что фраза принадлежит не Мольтке, а Шлиффену, произнесшему ее в выступлении, посвященном покойному генералу. Проверив, я убедился, что Гитлер был прав.
Понимание человеческой природы всегда считалось одним из главных требований к политику и государственному деятелю. За многие годы я заметил, что Гитлер совсем не обладает этим качеством, но твердо уверен в своей проницательности. Людей, к которым привыкал за много лет, он, как правило, от себя не отпускал. Новичков же впускал в свой круг после долгого общения с ними, когда они постепенно становились частью его жизни. В основном его суждения о людях были совершенно случайными.
Гитлер с уважением относился к творческим достижениям людей; во всяком случае, так он говорил. Он часто провозглашал людей выше средних способностей великими гениями только потому, что они оказались в данный момент успешными и счастливыми. Но так же легко он ниспровергал прежние заслуги людей, в данный момент ему ненужных или потерявших былую популярность. Его поведение в данном отношении напоминало поведение Наполеона. Рассказывают, будто один офицер, желая поступить на службу к Наполеону, неосторожно разоткровенничался и на вопрос о прошлой военной службе ответил, что, к сожалению, ему в прошлом катастрофически не везло. Наполеон заметил, что не может пользоваться услугами офицера, от которого отвернулась удача. Гитлер питал величайшее презрение к хвастунам со стороны врагов, но сам был легкой добычей для подобных типов при условии, что они льстили ему или казались готовыми делать все, что он хочет.
С годами мнение Гитлера о способностях различных людей резко менялось. Некомпетентных пустозвонов он провозглашал людьми выдающихся способностей и осыпал почестями. Многие годы спустя, когда эти же самые люди показывали свою истинную сущность, он, обнаружив, что они полная противоположность тому, чем казались раньше, осыпал их проклятиями. Гитлер расправлялся со своими оппонентами, объявляя их политическими шарлатанами, трусливыми мошенниками и напыщенными ничтожествами. Требовались долгие годы горького опыта, чтобы он понял, что они вовсе не таковы. Обдумывая его суждения о людях, могу только сказать, что безошибочные инстинкты, которыми он гордился, в девяти случаях из десяти его подводили.
Здесь необходимо сказать несколько слов объяснения. Хорошо известно, что культ личности Гитлера был одной из самых важных линий его философии. Как социалист, Гитлер высоко ценил идею «народного сообщества». Но для него самого, как для личности, гораздо важнее стадного чувства была индивидуальность Господина, человека, рожденного быть хозяином. Личность коренится в индивидуализме; сообщество в ощущении группы. Установление равновесия между ними и их творческое единение стали великой целью доктрины Гитлера. Но это же стало великой проблемой его жизни, проблемой, которую ему не удалось решить. Углубляясь в этот вопрос, мы касаемся основных принципов, основных черт характера Гитлера.
Личность может считаться социальным понятием, потому что она эффективно действует только в сообществе. (Таким образом, человек может считаться личностью, только если он что-то сделал для общества; престиж даруется обществом. Иначе он может считаться оригиналом, эксцентриком, виртуозом и тому подобным, но только не личностью.) Предположим, что величие человека признано обществом. Человек – член сообщества и, следовательно, не может поставить себя вне его и выше его. Он не может заставить общество служить объектом его личной потребности властвовать, даже если он замаскирует это влечение под мифические наряды оголтелого национализма. Гитлер оказался неспособным подчинить силы собственного эгоизма сообществу, которое создал. Он присвоил себе право быть единоличным господином; все остальные должны были ему служить. В повседневной жизни он провозглашал принцип сообщества: общее благо прежде блага личности. Но в сфере высшего руководства он ставил свои личные интересы гораздо выше благосостояния народа. Вот здесь-то и обнаруживался изъян его системы. В его личности слились два мира, личности и сообщества, а так как он был слишком деспотичен, чтобы признавать свои обязательства перед сообществом, оба мира разбились друг о друга.
Проблема всего философского знания – это проблема отношения субъекта к объекту, то есть неспособность людей, как части Вселенной, поставить себя выше этой Вселенной, познать ее. В сфере национального порядка Гитлер тоже столкнулся с этой проблемой. Он хотел невозможного, но даже ему не удалось перепрыгнуть через собственную тень. Его властная натура не могла добиться компромисса между личностью и сообществом. В самой глубине его души не могла быть преодолена двойственность характера, а его действие распространялось на всех.
