Именно фашизм подтолкнул тогда многих людей, даже далеких от марксизма, в объятия Страны Советов. Гражданская война в Испании — первое и открытое столкновение с оружием в руках с нарождавшейся коричневой угрозой — объединила и сплотила тысячи антифашистов, невольно превратив их в огромный подготовительно-отборочный класс советской разведшколы. Оттуда, из Испании, в ряды тайных бойцов шагнули десятки, если не сотни, наипреданнейших. Среди них был и Моррис Коэн.
Он прошел по всем ступеням, ведущим в друзья СССР. Член Лиги молодых коммунистов, еще в детстве слышавший на нью-йоркской Таймс-сквер Джона Рида и до последних дней считавший его «лучшим оратором в моей жизни». Ночами студент-агитатор Коэн расклеивал листовки в студенческом кампусе. Потом превратился в распространителя коммунистической печати и партийного организатора. Вопреки придиркам преподавателей, пытавшихся на экзаменах завалить молодого и настырного коммуниста, он получил диплом учителя истории. А практический курс исторических истин отправился добровольно осваивать на гражданскую войну в Испанию.
Ему везло и не везло. Командовал взводом, стрелял, не промахивался, но в сражении при Фуэнтес д’Эбро был серьезно ранен: прострелены обе ноги. В барселонском госпитале его лечили почти четыре месяца. Он и сам помогал выхаживать лежачих, вместе с ним проклинавших Франко с тем большей яростью, чем чаще одерживал победы проклятый генерал. Битва приближалась к концу — и совсем для них несчастливому.
Наверно, понимали это не только добровольцы из Интербригад, но и опекавшие их советники из СССР. Благоприятного для вербовки момента упускать было никак нельзя. Где потом разыщешь-соберешь такую поголовно поддерживающую Советы массу.
И вот в 1938 году советник из СССР отправил прямо на грузовике 50–60 выздоравливающих в двухэтажный особняк, вид которого Моррис и демонстрировал мне в прихожей. Этот особняк — сколько же, интересно, людей через него прошло? — и довел Коэна до Москвы.
Он был третьим из американцев, которого пригласили «на интервью». Не все, с кем говорили и кому предлагали, согласились идти в разведку. А Моррис без колебаний сказал «да!».
Некоторые авторы пишут, что Коэн — это последняя перед побегом в США вербовка резидента Александра Орлова. Однако Моррис в разговоре со мной это утверждение решительно опроверг. Был другой человек и другая беседа в том особнячке с четырьмя колоннами. Но результат тот же: в 1939 году, когда в Нью-Йорке развернулась международная выставка, в кафе неподалеку от нее к Коэну подсел приехавший из Москвы молодой паренек. По виду — еврей, как и Коэн. Подозреваю, что в твердой транскрипции фамилия Морриса звучала бы скорее как Коган. А настоящее имя встретившегося с ним сотрудника советских органов безопасности — Семенов Семен Маркович. Одесский мальчик из бедной еврейской семьи, окончил Московский текстильный институт и с 1937 года служил в НКВД. В США успевал делать сразу два важных дела — учиться в Массачусетсском университете, диплом которого впоследствии и получил, а также работать в резидентуре советской внешней разведки под псевдонимом «Твен».
Соотечественники и почти одногодки понравились друг другу. Коэн пригласил Твена заглянуть к нему домой. Там, в скромном жилище Морриса, а не в кафе на глазах у всех, новый друг и протянул ему сломанную расческу. «Вещественный пароль», как говорят в разведке, точь-в-точь пришелся к половинке расчески, захваченной Моррисом из Барселоны. Твен и стал первым — из шести — советским куратором, который приступил к работе с Луисом. Такой оперативный псевдоним присвоили Моррису в Центре. В 1941 году, уже состоя в браке, Луис завербовал с разрешения Москвы жену Леонтину, или коротко Лону, которая получила кодовое имя Лесли.
В двух-трех довольно солидных зарубежных изданиях Коэна с определенной долей сомнения называют американцем, а вот Лону зачислили в советские разведчицы: нелегально заброшенная в Штаты, Леонтина вышла замуж за Морриса фиктивно. Ерунда. Леонтина Тереза Петке родилась в 1913 году в Массачусетсе. Родители ее эмигрировали в Америку из Польши, и в жилах ее действительно текла славянская кровь. Член компартии США, профсоюзная активистка, она познакомилась с будущим супругом там, где и должна была по логике познакомиться: на антифашистском митинге. Догадывалась о связях мужа с русскими, а затем, когда ему разрешили раскрыться перед женой, сразу же согласилась работать на Советский Союз из бескорыстных побуждений. Истинно бескорыстных, ибо, как рассказывал мне один из шестерых российских разведчиков-кураторов Коэнов, любая попытка вручить им вознаграждение вызывала решительный отказ. В конце концов договорились, что «Волонтеры», так по вполне понятным соображениям, но без ведома Морриса, окрестили его группу в Москве, будут принимать деньги не за добытые сведения, а исключительно на оперативные нужды: покупку пленок, фотоаппаратов, поездки на поездах и на такси. Так однажды Моррис и Лона вывезли с военного завода новейший пулемет. Этот эпизод из их разведдеятельности запомнился Моррису потому, что ствол был тяжелый, длинный и никак не помещался в нанятый кеб. Пришлось втискивать его в багажник машины с дипломатическим номером, догадайтесь, пожалуйста, какой страны.
— Зато сэкономили на такси, — пошутил Моррис.
Кстати, пулемет в полном сборе «достала» Лона-Лесли. Незадолго до кончины Лоны Коэн СВР России помогла осуществить ее мечту: в Москву из США приехала родная сестра. Собиралась приехать еще… Формально въезд в Штаты не был закрыт и для миссис Коэн. Ни против нее, ни против мужа никаких официальных обвинений не выдвигалось.
Правда, когда в 1957 году в Нью-Йорке арестовали советского разведчика под именем Абель, в вещах его нашли две фотографии супругов — на паспорт. Агенты ФБР осведомились у соседей к тому времени уже исчезнувшей четы Коэн, не видели ли они когда-нибудь этого человека. Соседи искренне колебались. Кажется, однажды под Рождество похожий скромно одетый мужчина наведывался к Моррису и Лоне.
Добравшись до СССР, Коэны приняли советское подданство, и Моррис с гордостью продемонстрировал мне свой довольно-таки потрепанный паспорт, сказав, что он такой же гражданин России, как и я, попросил никогда больше не называть его мистером. Или товарищ, или просто Моррис, ну Питер. Он и сам слегка путался в собственных именах, и рассказывая о жене, называл ее всякий раз по-разному — Лесли, Лона, Леонтина, Хелен. Один раз вырвалось и совсем необычное имя, назвать которое я по понятным причинам не имею права.
Детей у супругов не было, и о причинах этого догадаться несложно. Хотя есть и другая версия. Играя в американский футбол, Моррис получил сильный удар ногой в пах. И вот тут начинается забавная история. Статистика любимой в США игры ведется безукоризненно. И во многом благодаря этому самому футболу американцы раскопали, что Моррис Коэн действительно свой, коренной, а не из СССР засланный. В колледже, а не в университете этот игрок, родившийся в Нью-Йорке в 1910 году, выступал за студенческую сборную и даже получал спортивную стипендию. Моррис подтвердил, что в юные годы был страстным игроком. «Может, поэтому у меня до сих пор болит и ноет по ночам разбитая во время игры в Миссисипи коленка. А еще в одной схватке меня так саданули прямо между ног, что с поля унесли на носилках. Долго лечили…» И тяжело вздохнул.
