— Хранится в вашей коллекции?
— Должен признаться, что сигару я взял, долгие годы хранилась у меня дома. Но потом столько поездок, переездов… Жаль, но не дожила до наших дней.
— А окружение Черчилля — они догадывались, что вы… не совсем из Протокола?
— Что вы, нет, конечно! Мы старались — я, к примеру, даже очень. Был примерным работником Протокола.
— Без формы?
— Какая форма, господь с вами! Никогда в жизни. Хотя нет, всего несколько раз на удостоверения в связи с повышениями в звании. На конференции мне приходилось встречать и провожать некоторых высокопоставленных людей из английской делегации. Однажды встретил и привез во дворец дочь Черчилля Сару. В другой раз дочь Гарримана — был такой посол США в России, потом достиг в Штатах высоких постов, был очень близок к Рузвельту, стал его ушами и глазами. Так вез я Сару из Ялты в Алупку, и она, любознательная, всем интересовалась, спрашивала. Были мы неплохо подкованы, отвечали на все вопросы, и я удостоился комплимента от дочки премьера. Она мне запомнилась моложавой миловидной дамой, приятной в общении. И фанаберии — никакой. А когда ехал встречать, немножко волновался. Но знаете, мы были готовы тут же всем гостям помочь, быстренько все устроить. Оперативной работы, как таковой, настоящей, практически никакой — у меня уж точно. Но плотное общение, контакт, обеспечение безопасности — стопроцентное. Ялта — это вам не Тегеран 1943-го, когда на тех же руководителей трех держав-союзниц немцы во главе с бандитом Скорцени пытались устроить покушение. Но вдруг и в Крыму чего — диверсанты какие, недобитки, оставленные немцами, или просто неосторожность, разгильдяйство? И мы были начеку.
— Юрий Сергеевич, а какие-то ЧП все-таки происходили?
— Бог миловал — ни разу ничего похожего. Время от времени подходили ко мне члены английской делегации, были среди них и военные в высоких чинах. Просили: а нельзя ли посмотреть Алупку, местечко живописное. И мы обязательно устраивали экскурсию. Я как-то даже возил британского генерала, который потом меня долго благодарил. Но разговоры шли только о местных красотах. Все так наедались конференцией, решавшей послевоенную судьбу Европы и определившей зоны оккупации Германии союзными войсками, что о делах старались хотя бы на короткое время забыть, отвлечься. Ну, и просьбы поступали соответствующие, проходили протокольные мероприятия… Я о той работе вспоминаю с удовольствием. Вот он — опыт живого общения, он мне здорово пригодился. Был и еще один своеобразный ознакомительный эксперимент. В конце 1945-го, уже после войны, ездил в Лондоне в составе белорусской делегации на Всемирную конференцию демократической молодежи. Тогда образовалась и мировая молодежная организация. Ну а в мае 1947 года, ровно пол века тому назад, я отправлялся в США, но через Париж.
— Мы с вами далеко отъехали от Абеля. Но сейчас, чувствую, снова к нему приближаемся.
— Конечно, ибо Париж — лишь точка и короткая остановка на пути в Штаты, куда меня послали в первую долгосрочную командировку. В Париже предстояло встретиться с двумя разведчиками, моими предшественниками, до того работавшими в США. То были Семен Маркович Семенов и Анатолий Антонович Яцков… Сначала встреча с Яцковым в посольстве СССР, потом с Семеновым. Оба прекрасные люди, выдающиеся разведчики. Столько совершили — я перед командировкой читал их донесения в Центр, думал: как же можно так много успеть! Личные дела — увесистые, переписка — внушительная. О их методах и привычках я знал многое.
— Вы хорошо готовились…
— Да, меня готовили серьезно. И счастье — долгие беседы с ними в Париже. Они старательно и исключительно добросовестно стремились как можно глубже посвятить меня в смысл будущей работы. Ничего не таили. Так что о Лоне и Моррисе я узнал из уст их ближайших друзей.
— Вы называете Яцкова и Семенова не связниками, а друзьями?
— Сознательно. Так и есть.
— Встреча с «Джонни» и Семеновым была запланирована в Москве?
— Меня предупреждали в Центре, подготовили к ней, чтобы не тратить драгоценного времени на ненужные вопросы. Только наиболее важное, сплошная конкретика. Понимаете, обойтись без этих бесед в Париже мне было просто невозможно, и два аса по существу благословили меня на деятельность в нью-йоркской резидентуре. Это было первое благословение — запомните этот момент!
— И вы по заданию резидента в Нью-Йорке встретились с Абелем.
— Да, помощь Абелю нужно было ускорить, он в ней нуждался.
— Какую помощь?
— Всевозможную. Дожидаться связников? Потеря времени. И решили, что без связи через посольство не обойтись. Я как-то в резидентуре услышал разговор двух своих начальников. И один из них, Владимир Барковский, который работал по линии научно-технической разведки, рекомендовал нашему резиденту использовать в этом сложном деле Глебова.
— При чем здесь Глебов?
— Глебов, как и Клод, это тоже я. Эти имена не я изобрел. Со мной не согласовывали, сказали только: ты будешь называться так.
— Сколько лет вам тогда было?
— 27 лет. Мне только лейтенанта дали. Так вот, слышу разговор, а потом мне объясняют: установить связь с нелегалом, помогать ему в решении оперативных вопросов, и срочно, срочно…
— А вы знали, чем занимается Абель?
— В общих чертах сведения о нем я получил. Но сразу же пришлось преодолеть один серьезный момент. С ним связались по радио из Центра…
— …Из Москвы?
— Да, и встречу назначил Центр, а не резидентура в Нью-Йорке, как это обычно принято. Оказалось — что в трех кварталах от моего дома! Значит, дополнительный риск. Предстояло несколько раз провериться, нет ли наружки. И задачу мне поставили такую: мгновенно установить контакт, только сообщить ему о месте нашей ближайшей встречи уже в каком-нибудь другом районе — и сразу разойтись. Проверялся я долго. Несколько раз менял автобусы, кружил — нет, чисто. Подъезжаю к кинотеатру, где должен стоять Марк, выхожу резво из автобуса, естественно, первым. За мной — никого, и чуть не бегом, а бегал я быстро, к тому месту, и так мне было легко. Вижу: он, узнаю его еще на подходе.
— Вам показали фотографию?
— Никаких фото. Это был человек с острыми чертами лица. Иду, прыгаю себе, а проходя мимо него, что-то как бы уронил, нагнулся, шнурок поправляю, подбираю на землю упавшее и попутно говорю ему по-русски: «Товарищ Марк, через пять минут в кинотеатре, внизу, в туалете».
— А как нелегал понял, что вы — свой?
— Для него это было совершенно ясно. Во-первых, говорю по-русски, во-вторых, обратился «товарищ Марк», в-третьих, назвал его оперативным псевдонимом. Ну, я смотрю, он спокойно идет к кинотеатру, а я на всякий случай еще разок проверился. Забежал в том же темпе в маленькую лавчонку и быстро-быстро купил себе фруктов, конфет. Все нормально, и я мигом в кинотеатр, спустился в туалет. Там — никого, кино началось, и Марк увидел меня, подошел, обнял. А я немножко откинулся и говорю: давайте сначала обменяемся паролем. Марк мне: да-да, назвал пароль, я — отзыв, и теперь уже полная гарантия: мы как раз те самые, что и должны. Он теплые слова, я ему тоже, что рад видеть. Я ведь знал, что он выдающийся нелегал. Показываю на записочке: встречаемся тогда-то и там-то. Он кивает, мол, знаю, знаю. Я ему никаких бумажек, записочку уничтожаю и передаю только письма от родных и говорю гудбай. Собираюсь уходить, но Марк на прощанье попросил: «Целый год своих не видел. У меня совершенно нет денег. Заложил все, что только мог. Нет ли у вас?» У меня с собой около ста долларов, отдал. До новой встречи оставалось два дня, и я потом принес ему уже нормальную сумму. Так что Марку как раз крайне надо было, просто необходимо встретиться. Связника у него не было. И легальная резидентура могла и оказала товарищу Марку необходимую помощь.
