— Согласен. Работать стало намного труднее.
— Бескорыстные и идейные, наверное, перевелись?
— К сожалению, да. И все же приходится искать, нанимать и оплачивать. Вера угасла, появился страх перед нами и своей контрразведкой.
— Но и мы ведь сами немало сделали, чтобы от себя отвадить?
— Мы много для этого сделали. Сегодня, признаюсь прямо, поиски помощников затруднены. Но бросать из-за этого работать никто не собирается. Жизнь внесла поправки в методы, и существенные.
— Покупаете?
— Приходится.
— Зашел разговор на современную тему — вы, Владимир Борисович, стали немногословны.
— А как иначе? Ниточки-то тянутся.
— Ясно. В свои заезды в Штаты вы должны были застать полковника Абеля…
— Ему полковника тогда еще не присвоили. Понимаете, я был помощником резидента по линии научно-технической разведки. А нелегальная разведка всегда была и остается табу для всех. Как правило. Центр поддерживает контакт со своими нелегалами самостоятельно. У них собственные каналы связи. Только руководители нелегальной резидентуры знают о том, что есть конкретно такой нелегал. Единственное, что мне было известно: с человеком, которого вы называете Абель, есть запасная связь на тот случай, если основная оборвется. Остальное до поры до времени меня касаться было не должно.
— То же самое относилось к Коэнам?
— Я знал, чем они занимаются, пока Коэны были в сети легальной разведки. Публика эта мне была великолепно известна, и что она делала, и на что способна. Настоящие разведчики. Сколько же они для нас всего добыли! Но я напрямую с Коэнами в контакт не вступал, хотя непосредственно руководил деятельностью этой группы через моего сотрудника Соколова. Когда Соколов, известный Коэнам под именем Клод, шел на встречи с ними, он докладывал мне. Мы познакомили Коэнов с Абелем, который принял руководство над всей этой группой.
— И Абель встречался с ними?
— Да. Отдача в этот короткий период была большая.
— Почему короткий?
— К тому времени Коэнам пора было спешно покидать Америку, и потому сотрудничество их с Абелем было недолгим…
— А как развивалось сотрудничество с Абелем?
— Я работал в Штатах до 1962 года. Арест его произошел в 1957-м при мне. Но к этому времени он на нас уже не замыкался. Непосредственно — на Центр. Иногда, очень редко, поддерживали с ним связь. Были кое-какие каналы. Передавали деньги, документы — и всё. Не виделся я с ним там ни разу. Мне бы не хотелось развивать дальше всю эту тему… Я испытываю к Вильяму Фишеру, взявшему при аресте имя Абель, огромное уважение. Боготворю нелегалов-разведчиков. На риск они идут страшный. Любой из них для меня, если хотите, образец.
— Мой интерес к Абелю вам понятен. А тот сотрудник КГБ Абель, фамилией которого назвался Фишер, в Штатах не работал?
— Нет. С ним Вильям Фишер познакомился еще до войны в одной из своих долгосрочных нелегальных командировок.
— А с Персеем, который передал нам еще во время войны чертежи атомной бомбы, вы не пересекались?
— Он входил в группу «Волонтеры» Коэна — Крогера. Передавал информацию с Клаусом Фуксом прямо из лаборатории Лос-Аламоса. Но друг друга они не знали и даже не подозревали, что делают одно общее дело. Но потом Персей оттуда уехал, переселился в другой город. Абель с ним сам встречался. Персей или, как мы его называли, Млад — парень своеобразный, не такой простой, в какой-то момент показалось ему, что хватит. Благодаря беседам с Абелем сотрудничество продолжилось еще на некоторое время. Потом он от нас как-то отошел. А фигура эта реальная. Его никогда не называли настоящим именем. Мне оно тоже неизвестно.
— Он, по-видимому, жив?
— Я думаю, умер. Точнее, не думаю, что он сейчас жив.
Награда нашла героев всего полвека спустя
Две расхожие мудрости. Первая: как веревочке ни виться… И вторая: справедливость восторжествует. Атомным разведчикам все-таки присвоили звание героев России. В июне 1996 года вышел президентский указ. Леонид Квасников, Анатолий Яцков, Леонтина Коэн удостоены этого звания посмертно. Мой собеседник Владимир Барковский, без которого, быть может, не было бы ни этой главы, ни, что более важно, советской атомной бомбы, и его коллега Александр Феклисов дожили до нежданного дня. Еще в 1995 году звание Героя России присвоено Моррису Коэну. Правда, тоже посмертно. Моррис так и не подержал в руках Золотую Звездочку.
Абеля — Фишера в списке не оказалось. Но хочется верить, что не зря полковник Соколов сказал, что звание героя присвоить никогда не поздно.
Мы богаты на таланты и скупы на награды для истинных героев. Но есть же в нашем русском языке такое понятие: лучше поздно, чем никогда.
Из секретов выжали бомбу
По словам Владимира Борисовича Барковского, одним из главных направлений деятельности Абеля — Фишера в США стала атомная разведка, так что неплохо бы вспомнить о том, как же непосредственно использовалась секретнейшая информация, добытая в том числе и действовавшими в США нелегалами. Это здорово поможет понять значимость труда резидента Марка.
Замечу, что даже после сообщений Маклина и Кэрнкросса раскачивались в СССР долго. Хотя до атомной ли бомбы было осенью 1941-го, когда немец стоял под Москвой? Но уже в марте 1942-го Сталин тщательно изучал письмо-меморандум, в котором на основании данных разведки настоятельно предлагалось «рассмотреть возможность создания специального органа <…> в целях изучения проблемы координации и руководства усилиями всех ученых <…>, принимающих участие в работе над проблемой атомной энергии урана». А все «находящиеся в настоящее время в распоряжении НКВД документы по урану» предлагалось передать с соблюдением режима секретности на ознакомление специалистам.
Скрепя сердце признаю, что провидцем и главным двигателем, как подчеркивалось в меморандуме, «использования урана-235 в военных целях» выступил Лаврентий Берия. Фигура, на мой взгляд, исключительно неприятная и противоречивая, однако именно Берия сумел в отличие от вождя всех народов и его сатрапов понять, что же все-таки ждет СССР, останься он в стороне от разработки атомной бомбы.
Меморандум Лаврентия Павловича получил одобрение Сталина, но тут же все опять надолго застопорилось. То ли из-за тяжелого положения на фронтах, а может, из-за всегдашней бюрократии или, тоже вероятно, недооценки важности атомной темы. Лишь в феврале 1943-го Государственный Комитет Обороны (ГКО) принял постановление о начале исследований использования атомной энергии. Еще месяц — и в марте руководителем всех работ был назначен молодой ученый Игорь Васильевич Курчатов.
И только тут закрутилось-завертелось. Курчатову не надо было объяснять всю важность проекта, он не отмахивался от ответственности, как гораздо более старшие по возрасту и по весомости научных званий академики, не решавшиеся взвалить на себя тягчайший и опаснейший — во всех отношениях — груз по изготовлению невиданного оружия.
