Конечно, и после моего освобождения иранский таминат — тайная полиция пыталась нас контролировать, но с ней «Легкая кавалерия» справлялась…
Но вот почему мы уходили от немцев? Сейчас, как сугубо профессиональный разведчик-нелегал, я на сто процентов уверен, что они не могли не засечь наружки. Против нас — лучшие кадры абвера, а мы — мальчики, некоторые еще без усиков, а уж то, что без опыта… Наверное, поэтому немцы всерьез этой слежки, этого нашего «колпака» не воспринимали. То появляются какие-то мальчишки, то исчезают. Правда, мы быстро чередовались, меняли друг друга, чтобы уж очень не примелькаться. И связи постоянно расширяли. Бывало, успевали даже фотографировать чужих агентов.
Немцы же на нас просто плевали! А разведка — дело решительно серьезное. За свое пренебрежение их разведчики и поплатились. Ведь только за полтора года одной нашей работы у них было четыре сотни провалов сотрудников и агентов. В основном это были иранцы — причем не простые, а министры, полицейские, чиновники, немало предпринимателей. Некоторые из них выходили из шахского дворца и шли прямо на встречу с немецкой резидентурой.
Часть арестованных перевербовывали вместе с англичанами еще в Тегеране. Когда вошли советские войска, некоторых депортировали в СССР, и потом их, видимо, уже в Москве перевербованных, мы снова встречали в Тегеране. Интересный процесс: работа на одних, арест, «перевоспитание» и бывшие враги превращались в твоих же агентов.
Но работа не ограничивалась только слежкой. Иногда приходилось рисковать, действовать жестко. Висели на волоске, но никто не трусил, не ныл. Знаете, за ту операцию по предотвращению покушения мы получили единственное за все годы войны поощрение — благодарность из Москвы от одного из руководителей отделения: «Личная благодарность "Амиру", "Хану", "Горцу"…» И как мы были счастливы, как мы этим гордились!
«Прямо какой-то Голливуд!»
(рассказывает Геворк Андреевич)
Случались с нами невероятные истории. Никак в ГРУ не могли понять, чем занимается немецкий разведчик «Фармацевт». Идут агентурные сведения, что он проник в иранскую верхушку, проводит встречи с генералами, а доказательств — ноль. Целый месяц наружка за «Фармацевтом» ходит и не обнаруживает за ним ну просто ничего! Бродит он по Тегерану, часами на базаре торчит или чаи в кафе пьет. И тогда наши военные разведчики обратились к Агаянцу, а он — к нам.
Работаем по «Фармацевту» — ничего интересного, но агентура-то сообщает: снова провел встречу с иранцем из Генштаба. Решили посмотреть, чем он занимается у себя на вилле ранним утром, еще до ухода. Это в северной части Тегерана, где живут в основном люди обеспеченные. Все крыши соседних домов облазили, пока не нашли идеальной точки обзора. Вдруг с чердака видим: сидят у бассейна два абсолютно, как две капли воды, похожих друг на друга человека и спокойненько беседуют. Понимаете? Немцы использовали близнецов. Прием в разведке не слишком новый, но все наши на него попадались. Один брат демонстративно уходит из дома, уводит цепляющуюся за ним наружку, а второй брат — «Фармацевт» — спокойно отправляется на встречи с агентурой. Прямо какой-то Голливуд! Мы на несколько дней к этим братишкам буквально приклеились. И быстро поняли, что тот, кто уходит первым, — чистое прикрытие, нам не нужен. А вот второй…
Немцы тоже здесь ошиблись. Могли бы хоть изредка менять порядок ухода, чтобы подбросить наружке побольше сложностей. Но оказались они людьми уж слишком дисциплинированными, и потому «Фармацевт», всегда выходивший за братом, быстренько вывел нас на всю свою агентуру.
Или тоже история из не совсем типичных. Иранский генерал завербован и передает советской резидентуре за большие деньги материалы с грифом «Совершенно секретно» — прямо из Генерального штаба. Хорошее вроде бы дело, но только уж очень много передает. И подтверждается не совсем всё.
Агаянц к нам: срочно проверить. Мы, как всегда, наружку. Нет, кроме наших, ни с кем он не общается. Идет к себе на работу, возвращается и, пожалуйста, вручает людям из резидентуры пакет с информацией. В квартиру к нему забраться никак нельзя. Пришлось по строительным лесам залезать в строящийся напротив генеральской виллы трехэтажный дом. Прихватили бинокль, наблюдаем: достает генерал из папки, которую с собой всегда таскает, чистые бланки с грифом «Секретно» и с удовольствием набивает на пишущей машинке свои сообщения. Долгое время он, по существу, передавал нам дезинформацию. Так что пришлось этого генерала… Короче, наши его забрали.
Он служил и в английской разведке…
— Геворк Андреевич, вам приходилось заниматься и исключительно… скажем так… суровой работой?
— Мы всю жизнь на острие! И дальше мне бы комментировать не хотелось.
— К вашим донесениям всегда относились серьезно? -Да.
— И даже несмотря на юный возраст?
— Лишь однажды, когда была передана дата нападения Гитлера на Советский Союз, сообщение резидентуры проигнорировали. Написали: «Материал интереса не представляет». А ведь о сроках сообщали не только мы!
— И все-таки в те ваши юные годы у вас же совсем не было опыта.
— Но нам приходилось его быстро набирать, — почему-то улыбается Вартанян. — Иногда и с помощью англичан…
Ага, теперь понятно, почему улыбка!
— Я даже закончил их разведывательную школу, — ошарашивает Вартанян.
— Геворк Андреевич, не могу ли я попросить: пожалуйста, поподробнее!
— Наша разведка была в очень плотном контакте с английской — ведь союзники же. Потому были и совместные действия, и разработки. Но тем не менее англичане с их резидентом Спенсером всегда вели собственную игру. Агаянцу стало известно: 1942 год, война в разгаре, а люди полковника Спенсера открыли прямо в Тегеране, под крышей любительского — да еще, вот наглецы! — и молодежного радиоклуба, свою разведывательную школу. Набирали туда молодых людей, знавших русский. Так что направление работы вполне понятно. Мне дан приказ: внедриться. Пришлось искать подходы, проходить собеседование у их экзаменаторов.
По-русски я говорил неплохо. Да и пареньком показался им смышленым. А вот то, что просидел я в 1941-м три месяца в тюрьме, они явно прохлопали — иначе какая там разведшкола?! Помогло, что мой отец был человеком состоятельным. Вообще, англичане всегда принимали во внимание набор таких благостных стереотипов: не беден, в общении приятен, владеет несколькими языками. Им понравилось и то, что на собеседовании я «честно» признался, что иду к ним ради хорошего заработка.
И еще одно, что может показаться несколько меркантильным, буквально выпадающим из общего стройного принципа построения британской разведки. Предпочтение отдавалось уже знающим русский. К чему тратить и время, и деньги на изучение трудного иностранного языка, когда некоторые кандидаты им вполне уже владеют? Вроде нашли подходящего молодого человека — и поиски еще более надежного кандидата на этом завершились. Здесь-то и получилась у них неувязка!
