— А как вы общались с немцами? Ведь с языками у них обычно не слишком.
— Только не у тех образованных, профессионально подготовленных людей, которые наводнили Тегеран в 1940-м и 1941-м! Многие говорили на английском, на фарси, даже на русском. Да тут и не обязательно было быть первоклассным лингвистом. Даже объяснений на ломаном языке, иногда на пальцах, вполне хватало. Некоторые любят поговорить — а разведчик обязан уметь слушать, поддерживать беседу и анализировать.
— Гоар Левоновна, а какими наградами награждены вы за это умение?
— Несколькими. Но не только за это. Любимая награда — орден Боевого Красного Знамени. Есть орден Отечественной войны II степени, боевые медали…
— Не припомните какой-нибудь эпизод из прошлого? И, если возможно, не иранского.
— Ну, как-то в одной стране приглашают нас с мужем на большой прием. И вдруг вижу, стоит там дама, с которой я встречалась тридцать лет назад — причем не только в другой стране, но и на совершенно ином континенте. Но у меня-то теперь уже совсем другая легенда, другая фамилия. Что делать? Я мгновенно поворачиваюсь — и на улицу. За мной сеньор, который нас всех и пригласил: «Куда же вы?» Я отвечаю, что мне плохо, разболелась голова, зуб… А он меня тащит в квартиру, уверяя: посидите в другой комнате, вам полегчает. Но я твердо стою на своем, добираюсь до машины и тут уж по газам. Какой там прием!
Теперь вы понимаете, провал в разведке может произойти и по независящим от нелегала причинам. Но очень часто мне припоминается случай, скорее эпизод, впрямую с разведкой не связанный. 1943 год. Идем мы с Геворком мимо советского посольства в Тегеране, и вдруг оттуда выходит худенький паренек, совсем мальчишечка в солдатской форме. Лет ему максимум четырнадцать, вся голова перебинтована, а на гимнастерке — звезда героя. Мы все восхищались, гадали, что же можно в таком возрасте сделать, чтобы получить такую награду. Тогда в Тегеран привозили раненых бойцов Красной армии — отдохнуть, подлечиться. И гордились мы этим парнем, и восхищались. И мысли нас посещали: вот, люди еще моложе нас, совершают подвиги, а мы в свои восемнадцать… Так хотелось к этому мальчику подойти, поговорить. Только никак было нельзя. Потом нам рассказали, что где-то в партизанском тылу он взорвал немецкий штаб с шестью генералами.
— А другая мысль, может и слегка крамольная, вам в голову не приходила? Подвиг, действительно смелый, рисковый, даже героический поступок можно совершить раз, ну, два в жизни, а ваша работа на самом острие длилась больше четырех десятилетий.
— Да, срок «командировки» у нас был действительно длительный…
«Им с нами никогда не справиться»
Геворк Андреевич весь в разговоре. Но иногда я примечаю его мимолетный взгляд, чуть приметный жест, пойманный Гоар Левоновной, — и тотчас наша беседа переходит в несколько иное, более отвлеченное русло. И хотя фамилий, точных дат и географических названий мы договорились не упоминать, все же пытаюсь узнать мнение моих компетентнейших собеседников о разведке сегодняшней. Делаю далекий заход: ведь не совсем понятно, когда присвоено звание героя. И, насколько понимаю, не только за Иран, за предотвращение покушения на «Большую тройку» осенью 1943-го?
— Нет, конечно, — довольно сухо соглашается Геворк Андреевич, — об указе нам сообщили в 1984-м. Но мы находились еще вдалеке, и потому документы о награждении были выписаны на другую фамилию. И только после возвращения всё встало на свои места.
— А где, если не секрет, вам вручали героя?
— Уже дома, в 1986-м. И ордена Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны II степени, военные медали и другие тоже.
— И все эти награды вам разрешено надевать? Или не совсем рекомендуется?
— Нет, можно. Но ношу, как правило, только мою звездочку, а Гоар — орден Боевого Красного Знамени. Это когда мы встречаемся с молодежью.
— Такое бывает?
— Почему нет? Поначалу выступали только перед слушателями Академии внешней разведки, Академии ФСБ России. Встречи эти, сами понимаете, были закрытые. Иногда выезжали в регионы. Был однажды забавный случай в Сочи. Проводилось там, еще при советской власти, в 1991 году, кустовое совещание. А потом нас пригласила к себе местная администрация. И набросилась тут с упреками на разведчиков сочинская дама-руководительница. До чего же она была занудистая: и деньги, мол, налогоплательщиков мы проедаем, и не нужна сейчас, когда наступила общемировая дружба, никакая разведка! Я ей спокойно так объясняю, что мы для граждан своей страны зарабатываем миллионы. Нелегал может действительно потратить сто тысяч долларов на приобретение сведений по научной информации, по технике, а чтобы сделать такое изобретение, понадобились бы миллионы и миллионы. Так что даем чистую прибыль. Все равно не убедил. И дама опять вопрос: почему же тогда ни у англичан, ни у американцев не было нелегальной разведки? Тут я оппонентке своей признаюсь — готовьтесь, сейчас выдам государственную тайну! Не было у них нелегалов потому, что ни один американец больше года советской жизни выдержать не смог бы. Смех, атмосфера не такая напряженная, и даже моя собеседница-упрямица осталась довольна, преподнесла нам букет прекрасных сочинских роз.
— В каждой шутке есть доля шутки. А если их — то есть шутки — в сторону? Как вам жилось в Стране Советов, когда вас, как подозреваю, вывозили из зарубежья на отдых в СССР? Ведь там вы были людьми, если правильно понимаю, весьма состоятельными и обеспеченными. А здесь — дефицит. Поход с кошелками за продуктами. Очереди…
— Приезжали домой, и одно это уже было глотком чистого воздуха! Скажу, что стоять в очереди приятно — все равно не поверите. Но мы не принимали такие неудобства близко к сердцу. Приспосабливались. Мы ведь в своей стране, на родине! Было спокойно на душе. Ей-богу, о бытовых неудобствах как-то не задумывались. Не в них дело…
— Вы оба вообще производите впечатление людей спокойных и исключительно уравновешенных.
— Как разведчику без хороших нервов? Мы оба спокойны. И знаете почему? Никогда не вспоминаем плохого. Вы же понимаете, что, кроме успехов, случались и неудачи. А сколько было переживаний! Но мы просто отбрасываем всё плохое. Живем хорошим. Это тоже рецепт выживания. Наверняка именно такой здоровый, естественный, а совсем не бодряческий оптимизм помог продержаться нам больше четырех десятилетий. И, конечно, повторяю, не боясь высоких слов, помогли патриотизм и вера в родину.
— Вы этих слов не боитесь, но сегодня они далеко не всеми воспринимаются с энтузиазмом.
— Я часто задумываюсь: почему у нас в Иране, где сеть агентуры была такой разветвленной, почти не случалось провалов, предательств, которые в основном и губят разведчиков? Там десятки вербовок проводились на идейной основе. К нам шли на работу и помогали с гордостью, довольно часто обижаясь на предложение принять в качестве благодарности деньги. Наша легальная резидентура действовала активно: люди передавали сведения добровольно, сами искали встреч с нашими сотрудниками, предлагали свои услуги.
