Дымок нас немного прикрыл, и мы благополучно вернулись в свой танковый окоп. Загнали в него танк, быстро наломали веток с кустов и замаскировали свою машину.
Лосев по рации приказывает явиться к нему. Пошел не прямо, а между кустов, вышел к Днепру и вижу, что наши танки закопаны в возвышенностях берега в нескольких десятках метрах от реки. Отдельно стоит «Шерман», возле него командир полка и начштаба Мороз. Полковник меня увидел и говорит:
– Докладывай, сколько фашистов убил?
Я оторопел, но сказал, что стрелял по врагам из пушки и пулемета. Комполка говорит Морозу:
– Запиши, что он уничтожил 12 фашистов и две пулеметные точки. А ты, лейтенант, молодец, хорошо воюешь!
Я спросил:
– А почему пехота за нами не пошла?
На что командир полка ответил:
– У пехоты такого приказа не было. Мы вас в разведку боем посылали.
Я осмелел и сказал следующее:
– Товарищ полковник, мой танк на позициях пехоты закопан, а остальные наши танки в пятистах метрах сзади. Что-то мне это не нравится.
Полковник усмехнулся, похлопал меня по плечу и ответил:
– Чтобы тебе скучно там не было, я вперед еще один танк пришлю.
Иду к пехоте через кустарник, а по возвышености в ту же сторону идет наш «Валентайн». Немцы стали бить из шестиствольных минометов. Добежал до своего танка, а идущая к нам «валентина» уже горит.
Схватил огнетушитель, побежал к горящей машине и стал поливать внутрь, благо люк у танка был открыт. Сначала прекратилось пламя, а потом и дым, я залез в башню – сгорел гильзоулавливатель – большой брезентовый мешок, идущий от орудия до днища танка, да еще на ящике с пехотными минами обгорела крышка. Я хотел выбросить мины из танка, схватился за одну и сразу обжег ладонь.
Внизу стоны механика-водителя. Командир танка, успевший выскочить из горящей машины ранее, вернулся к ней, и мы вместе вытащили раненого механика-водителя, у которого была большая рваная рана на спине. Лейтенант повел своего механика в тыл.
Я вернулся к танку, и снова все повторилось, как «дежавю».
Наша артиллерия бьет через Днепр, накрывая первым залпом свою пехоту, и только потом переносит огонь в сторону немецких траншей. Стреляет немецкая артиллерия, и пехота периодически тревожит друг друга огнем. И я стреляю из пушки, не экономя снаряды, по каждому отблеску пламени перед нами. К вечеру подбитую «валентину» отволокли в тыл.
Наступила ночь, мы немного стали замерзать, ведь на нас только летнее обмундирование, ни ватников, ни комбинезонов. Стали давить донимавших нас вшей. Ночью Чистяков сходил за нашим «завтраком-обедом-ужином». Опять горох с тремя кусочками мяса! Правда, еще принес немного водки.
Заряжающий сказал, что нам этот горох придется до самой смерти есть, поскольку полк захватил где-то у немцев целых два вагона гороха.
Немного подремали сидя, а на рассвете снова начался взаимный артобстрел.
Слева от нас появился танк Т-34, остановился в пятидесяти метрах и стал стрелять по немцам.
Говорю механику:
– Старшина, сходи узнай, кто такие? Как здесь очутились?
Васильев вернулся и говорит:
– Эти с другого фланга. У них атака сорвалась, вот они и прыснули в стороны, кто куда. Их лейтенант сказал, что у них машина повреждена. Сейчас весь боекомплект выпустят и поедут в тыл на ремонт.
Т-34 стрелял еще минут двадцать, потом ушел в тыл, но по месту, где он стоял, немцы выпустили 15–20 снарядов, разорвавшихся близко от нас.
Обстрел прекратился, я вылез из танка. Вся маскировка сорвана, зенитный пулемет разбит, глушитель тоже, все ящики по левому борту искорежены, брезент разорван в нескольких местах!
Мимо пролетел снаряд, я поднял голову посмотреть, где он разорвался, и тут мне осколок, видно уже на излете, ударил в левую надбровную дугу. Кровь полилась по лицу и на гимнастерку. Чистяков обмотал мне голову индивидульным пакетом. Смотрю, а рядом с бруствером лежит неразорвавшийся снаряд от немецкой 105-мм пушки.
Снова замаскировали танк.
Опять Лосев по рации приказывает прибыть во вторую линию к Днепру. Дошел до «Шермана». Стоит комполка:
– Оказыватся, это тебя ранило? А мне доложили, что твоего механика задело. Как себя чувствуешь?
А я же был патриот и «дурак», так отвечаю:
– Нормально все, товарищ полковник.
– Держись, Матусов, ты у нас молодчина.
Потом достает из кармана квадратное зеркальце и говорит, мол, посмотри на себя.
Я глянул – и сам себя не узнал: все лицо в копоти, кровь запеклась на лице и на гимнастерке. И тут крики:
– Немецкий танк!
Комполка – мне:
– Давай беги к своему танку, ты к немцу ближе всех будешь!
Побежал к своим, мимо меня пролетел один снаряд, и, когда я уже почти достиг своего танка, в немецкую сторону «пошел» еще снаряд и попал прямо в немецкий танк, который загорелся, и в горящей машине стали рваться снаряды.
Наступила холодная ночь, нас «жрали» вши, и в три часа я пошел за кормежкой для экипажа. Полевая кухня стояла где-то за бугорком, «сопкой», я уже слышал, как звякают котелки, разговоры, громкий шум, как немцы кинули сюда мины. Разрывы, дым, я закашлялся, смотрю, а одна неразорвавшаяся мина торчит в земле возле меня. Шум прекратился, все мины упали по эту сторону сопки, никого не задев у кухни. Я подошел – стоят солдаты, говорят, еще не сварили, вот, стоим, ждем. Я встал в очередь, мне налили в котелок гороха, кинули три дежурных кусочка мяса.
Вдруг кто-то меня подзывает:
– Товарищ лейтенант, идите сюда.
Сидит старшина, наливает мне полфляжки водки, дает «высокую» банку консервов, пару грудочек сахара и пару сухарей, говорит:
– Это ваш доппаек.
А я тогда и не знал, что есть офицерский дополнительный паек. Я его впервые получил. Принес еду в экипаж, и мы первым делом открыли консервную банку, в ней оказалось завернутое в пергаментную бумагу сало, шириной в две моих ладони, да такое красивое – сантиметр сала, сантиметр мяса. Для нас это был шикарный деликатес, съели его под стопку водки, а опостылевший нам горох не тронули, и так эта каша уже в печенках сидела. Попили водички, которую механик принес из Днепра.
Утром немцы пошли в атаку, без артподготовки. Наша пехота открыла огонь, я начал стрелять из пулемета, но вдруг пулемет замолчал. Оказывается, одна гильза застряла в стволе, как бы приплавилась к нему. Мы с Чистяковым не смогли ее извлечь из пулемета.
Я стал по рации вызывать ротного, но на связь вышел наш помпотех Савиных и, услышав, что у нас приключилось, пообещал, что скоро доставят запасной ствол.
Уже в сумерках пришел какой-то солдат, принес в брезентовых чехлах два запасных ствола и сразу испарился. Я передал стволы Чистякову, он посмотрел на них и сказал, что стволы не подходят к нашему пулемету, они от английского танкового пулемета «Беза» (стоявший на некоторых танках в полку), а у нас на танке – бельгийский «Браунинг». Что делать? Вдали за нашими окопами стоял подбитый «Валентайн», днем его хорошо было видно, и я решил ночью пробраться туда и снять пулемет с подбитого танка. Даже не подумал, что вдруг на нем стоит не тот пулемет. Но тогда я был «настырный глупец», упрямый парень, и если что задумывал, то обязательно делал.
