Но и мы сами однажды устроили немцам концерт. В ночь на 1 января 45-го мы собрались встречать Новый год. Хорошо сидели, в тепле, но нас вдруг подняли прямо из-за стола, и вперед. Дали по немцам 15-минутный салют и вернулись обратно.
— Как кормили на фронте?
— Никогда не жаловались. Хотя случалось, что и за кониной ползали на нейтральную полосу. Все понимали, что в боях не всегда можно было вовремя подвезти еду.
А в училище мы очень любили такое блюдо — мелко режется требуха и с луком все это тушится в большом котле. Такая получалась вкуснятина, что прямо бежали на кухню.
— Вши сильно заедали?
— Вшей я у нас не помню, даже не знал, что это такое.
— Свою «наркомовскую» норму употребляли?
— Я выпивал. Если не ошибаюсь, водку нам выдавали постоянно только зимой и во время боевых действий. Но до боя мы никогда не пили, и в бой пьяным я ни разу не ходил, потому что под этим делом совсем другие ощущения. После боя да, выпивали, особенно если бой успешный, а до нет. И пьяных я у нас не видел, потому что выдавали всего по 100 граммов, а у нас самих спиртного и не было, только уже в Восточной Пруссии стали появляться какие-то трофеи, а так нет. Откуда нам было его взять? Вот наши технари могли себе, наверное, позволить, а самих танкистов пьяными я не видел ни разу. Нет, каких-то эксцессов из-за спиртного я не помню. И отравлений техническим спиртом у нас тоже не было.
Да и только попробуй у меня напейся. Я вам еще раз повторяю: пока танк не приведешь в порядок, от него никуда. И в мирное время тоже по полдня в парке с машинами возились, чтобы в любое время можно было мгновенно собраться — и вперед. Что в авиации, что у нас — техника прежде всего! Но если у летчиков на каждый самолет есть техники, то у нас нет, только один помпотех на всю роту.
Еще что вспомнил. В последнее время в фильмах о войне дана весьма однозначная характеристика особистам: не воевали, следили, расстреливали, пили, бабами занимались, но это же чушь собачья. На мой взгляд, сейчас больше разговоров об этом, чем было на самом деле. Да, может, кто-то и пьянствовал, но я, например, ни разу такого не видел.
Я, конечно, могу говорить только за себя. Поверьте, у нас никто и никогда не лютовал, показательных расстрелов я не видел ни разу, и вообще за все время на фронте я с особистами хоть и был знаком, но почти и не общался. Например, был такой эпизод.
Когда в январе 45-го мы готовились к наступлению в Восточной Пруссии, на моем танке вдруг потек мотор. И это после длительной стоянки, после того, как мы свою машину постоянно, что называется, облизывали. Встали, тут же немедленно подскочила «летучка», и с ними приехал особист. Начали разбираться, и оказалось, что на валу есть маленькая трещина — заводской брак. Особист сразу и смотался. За ночь поменяли двигатель, и я быстро догнал своих. А сейчас все пишут или снимают: чуть что — сразу расстреливали или в штрафбат отправляли. Чушь полная! Я не помню, чтобы у нас в бригаде хоть кого-то отправили в штрафбат. Мы штрафников и не видели. За весь год на передовой нас только перед одним боем предупредили, что впереди нас стоят штрафники. Но мы сразу ушли вперед, а они остались позади.
Был еще один случай, по-моему, в Прибалтике, а может и в Пруссии. Проезжая в одном месте, мы увидели метрах в пятистах от дороги группу людей и что они чего-то там копошатся. И только потом нам сказали, что это два наших солдата насиловали женщину, и за это их прямо там же на месте и расстреляли… Хотя лично я считаю, что это все-таки неоправданно жестоко.
Или вот у Сашки Моторина был случай. Как-то его отправили в разведку, но он нарвался на плотную оборону и вернулся. Так кто-то, не помню уже кто, может, комбат Кожихин Виктор кричал и угрожал ему оружием, почему он вернулся. А Сашка ответил: «А вы идите и посмотрите, мог я там дальше продвигаться или нет».
Так что, на мой взгляд, в новых книгах и фильмах о войне столько грязи и клеветы вылито на командиров и особистов. По этим «произведениям» создается такое впечатление, что наша армия сверху донизу была заражена предательством, ворами, трусами и негодяями. Но ведь тогда встает законный вопрос: как же мы тогда победили? Видимо, у этих «авторов» стоит задача показать, что при советской власти все было плохо.
Или вот еще вспомнил случай. Как-то мы везли десантников, и когда они спрыгивали, их командир получил ранение в руку из своего же ППШ. Сразу появился особист и начинает разбираться: «Самострел», и надо его арестовывать». Но мы-то знали, что такое ППШ, и я особисту сказал: «Возьми у него автомат, прыгать с танка не нужно, но стукни прикладом о землю». Тот так и сделал, и произошел выстрел. «Вот и лейтенант, когда прыгал с танка и неудачно ударил прикладом о землю». И тот ему сразу отдал автомат и отправил на перевязку. Вот и все мои отношения с особистами.
Понимаете, танковые части — это обособленные, относительно малочисленные подразделения, и я не знаю, кем нужно быть, чтобы откровенно противопоставлять себя коллективу. Мало того, у нас однажды произошел трагический случай, по которому вы сами сможете многое понять.
Как-то в палатке отдыхали два экипажа, и один из заряжающих, по-моему Богданов, чистил у нас в ногах пистолет своего командира экипажа. Почистил, смазал, начал пробовать «щелк, щелк», и тут раздался выстрел. Он попал в своего друга, который лежал рядом со мной, и тот на следующий день умер… Но его не тронули, и он остался воевать дольше, потому что все понимали, что это нелепая трагическая случайность…
Это точно так же, как однажды еще до войны произошло с моим отцом. У нас была смежная комната, а за дверью в другой комнате стояла кровать, на которой сидели две мои сестры и брат. Отец за столом чистил свой «наган», а я как раз сидел рядом с ним. Вдруг раздался выстрел, и пуля пролетела между голов моих сестер. Конечно, он страшно перепугался, но он никак не мог понять, откуда в барабане взялся патрон, если он его только что чистил?
— Подобные несчастные случаи часто бывали?
— Со мной однажды произошел очень неприятный случай. Как-то после боя кто чистил оружие, кто занимался танком, кто что. Два танка стояли рядом, только на моем пушка была повернута назад. Расстояние между машинами было метров пять, я стоял спиной к своей и разговаривал с механиком-водителем. Вдруг крик: «Лейтенант!» Я поворачиваюсь, а на меня ползет машина. Меня прихватило за одежду и начало поднимать, прижимая к открытому люку механика-водителя. И меня бы точно раздавило, но спасло только то, что гусеница попала прямо на гусеницу, машина заглохла и скатилась. Просто передача была включена, а когда Паша задел стартер, то растерялся.
— С особистами понятно. А какие отношения были с политработниками?
— По сути дела, я с ними и не сталкивался. Парторг роты? Это был один из наших офицеров — младший лейтенант Савушкин, который, кстати, и написал обо мне статью в корпусную газету. Парторг батальона Шинкаренко был хороший мужик. Но вообще мало ли среди народа людей? И все ведь разные, как в институте, на заводе, так и в армии. Но у нас не было ни одного гнилого человека. Ни одного! У нас все радовались успехам других. Подбил танк, получил награду? Слава тебе!
