— Вообще сильно Вену разрушили?
— Нет, не сильно. Ни в какое сравнение, скажем, с Варшавой. Моя основная задача была захватить центр Вены и банк. Мы там захватили восемнадцать тонн золота, это не считая всяких денег. Мне ребята говорили в шутку: «Ты бы хоть мешочек прихватил бы!» А я им: «Ребята, а сколько лет я бы ковырял пеньки за этот мешочек?»
— А как пополнялось топливо?
— В каждом батальоне было несколько цистерн-заправщиков. Перед боем танк обязательно надо было заправить. Если предстоял рейд или марш, то на танк устанавливали запасные топливные баки, а перед боем их сбрасывали. А заправщики шли в тылу батальона и нас заправляли. Причем заправляли не сразу все заправщики, а по очереди. Сначала один заправщик опустошим, потом второй и так далее. Как заправщик опустошался, он сразу разворачивался и шел на заправку в бригаду. Вот на Украине нам приходилось буксировать танками эти заправщики, потому что распутица, грязь страшная была. В Румынии так случилось, что мы на танках прорвались к немцам в тыл, а они отрезали наши тылы. И мы делали коктейль: смешивали бензин с керосином, вот пропорции не помню. Танки на этом коктейле ехали, но двигатели перегревались.
— Были ли у вас в части «безлошадные» танкисты? Чем они занимались?
— Обязательно. Обычно одна треть от общего числа. Занимались всем. Помогали ремонтировать, помогали снабжать боеприпасами, топливо подвозить, несли всякую службу в общем.
— Были ли у вас в части камуфлированные машины?
— Какие-то были, но я их не запомнил. Всякие были. Вот зимой мы их красили в белый цвет в обязательном порядке либо мелом, либо краской.
— Требовалось ли разрешение на нанесение камуфляжа? Требовалось ли разрешение на нанесение всякого рода надписей на танк, типа «За Родину» и т. д.?
— Нет, разрешений никаких не требовалось. Это по желанию: хочешь — крась, не хочешь — не крась. По поводу надписей — по-моему, надо было согласовать надпись с политработником. Ведь это своего рода пропаганда, дело политическое.
— Вот у немцев камуфляж был распространен. Помогало это им?
— Да, помогало. Иногда здорово помогало!
— Тогда почему мы так не делали?
— Да от бедности. Не было у нас столько разных красок. Была вот защитного цвета, ей и красили. Ведь на танк о-го-го сколько краски нужно! Если удавалось раздобыть другие краски, то можно было и камуфляж нанести. Вообще других дел было много — и ремонт, и заправка, и так далее.
Немцы побогаче нас были. Они не только камуфляж, они наносили на тяжелые танки циммерит.
Кроме того, они навешивали на свои танки гусеничные траки. И знаете, довольно эффективно порой получалось! Снаряд ударял в трак и рикошетировал.
— Получал ли контузию экипаж при ударе снаряда о танк, даже если он не пробивал броню?
— Нельзя так говорить. Это смотря куда ударял. Скажем, если я в башне сидел слева и мне рядом с ухом ударит — тогда я удар услышу, но все равно не контузит. А если ударило куда-то в корпус, то я могу вообще не услышать. Было так несколько раз: выходим из боя. Смотрим — броня в нескольких местах вмята, как будто горячим ножом по маслу провели. А ударов я не слышал. Иногда механик снизу кричит: «Слева бьют!» Но огромного грохота не было. Конечно, может, если такое чудище, как ИСУ-152, врежет — услышишь! И башню вместе с головами снесет.
Хочу еще сказать, что броня у «Шермана» была вязкая. На нашем Т-34 бывали случаи, когда снаряд ударял, броню не пробивал, но экипаж оказывался раненым, потому что с внутренней стороны брони отламывались куски и поражали экипаж: руки, глаза. На «Шермане» такого не было ни разу.
— Кого вы считали наиболее опасным противником? Пушку? Танк? Самолет?
— До первого выстрела все опасное. Но вообще пушки самые опасные. Их очень трудно было различить и поразить. Артиллеристы их закапывали так, что ствол буквально по земле стелился, то есть ты видишь всего несколько сантиметров щитка. Пушка выстрелила: хорошо, если у нее дульный тормоз есть и пыль поднимется! А если зима или дождь прошел, как тогда заметить?
— Бывали случаи, что вы из танка не видите, откуда по вас стреляют, а ваши автоматчики видят. Каким образом они могли навести вас на эту пушку?
— Иногда стучали в башню, кричали. Иногда начинали стрелять в этом направлении трассирующими пулями или пускали туда ракету из ракетницы. А потом, вы знаете, когда мы шли в атаку, командир часто выглядывал из башни. Все-таки ни перископ, ни командирская башенка не давали хорошей обзорности.
— Как вы поддерживали связь с вашим начальством и другими танками?
— По радио. В «Шермане» было две радиостанции — KB и УКВ — очень хорошего качества. KB использовалась для связи с вышестоящим начальством, с бригадой. А УКВ — для связи внутри роты, батальона. Для переговоров внутри танка использовалось ТПУ — танковое переговорное устройство. Прекрасно работало! Но как только подбивали танк, у танкиста первое движение было сбросить шлемофон и ларингофон, а то если забудешь и начнешь выпрыгивать из танка, то повесишься.
Федюнин Иван Васильевич
Я жил в Туле, учился в электротехническом техникуме, был учеником электрика, потом стал электриком. Когда началась война, мне было 17 лет, я работал на патронном заводе. В октябре месяце, когда немец подходил к Туле, завод начали эвакуировать. Мы вместе с отцом и дядей погрузились в предпоследний эшелон. На станции Узловой эшелон разбомбили. Были жертвы. Отец и дядя решились податься на свою родину. В Тульской области жила бабушка, мы пошли туда. Шли пешком четверо суток. По дороге я в первый раз своими глазами увидел немцев — шла колонна немецких машин, а в них вместе с немцами сидели наши солдаты. Мы поразились! Видимо, немцы ощущали себя победителями и на тех солдат, которые выходили из окружения, из Рязанской области и других мест, не обращали внимания. Они даже ехали вместе с немцами к себе домой.
Когда мы пришли в Ефремовский район, уже приближался фронт. Раскаты артиллерийские слышались. В селе, где жила бабушка, размещалась 137-я стрелковая дивизия. Я видел своими глазами генерала Крейзера, Героя Советского Союза.
С запада гнали скот, чтобы врагу не достался. Кормить его было нечем, и по полям бродили лошади, коровы, овцы. Вот мы завели себе и корову, и овец. Я лошадь заимел. В нашем районе военкомата уже не было, и когда немцы стали подходить, все мужики призывного возраста подались куда-то в другой район в Рязанскую или Липецкую область, за Дон. Патриоты были — Родину защищать. Ушел и мой отец.
Затем район был занят немцами. Войска ушли, но осталась полиция.
В конце ноября вечером пришел наш советский офицер и говорит:
