Снег в парке делал деревья тоньше и светлее. Навстречу еще попадались мамочки с колясками, и Гараева медленно побрела по тропинке. Она шла и шла, не замечая, что вокруг темнеет, не думая о том, что обратно идти она будет уже в кромешном мраке. Как всегда, неожиданно деревья расступились, и за пригорком показался пруд. На открытом пространстве стало заметно холоднее. Спокойная гладь воды отражала пасмурное небо.
Лера села на лавочку. Хотелось плакать. С ней такое происходило всегда, когда ее желания вдруг сталкивались с чьей-то волей, более сильной и могущественной, чем у нее. Так постоянно было с отцом, который все решения принимал сам, ни с кем не советуясь, не желая слышать чужого мнения.
Чего же сейчас хотела она? Чем больше вокруг нее говорили о Павле, чем больше она о нем думала, тем все лучше и лучше он выглядел в ее глазах. Даже его молчаливость, странные взгляды и постоянная смена настроений сейчас были приятны ей.
Тихий, скромный, поначалу стеснялся подойти. Его, наверное, тоже волновало, что будут говорить в классе, поэтому на волейболе он так себя и повел. А потом ему, наверное, стало стыдно, вот он и решил помочь. А потом…
Неожиданно из сумрака выступила человеческая фигура. Еще издали, глядя на аккуратную походку, на чуть танцующий шаг, Лера начала догадываться, что человек этот идет сюда не просто так. Потом темнота выдала черную куртку и черные волнистые волосы. Еще несколько шагов, и задумчивое лицо Павла вдруг озарила счастливая улыбка.
– Знаешь, я решил, что, скорее всего, мы смотрим с тобой в одну сторону, – как ни в чем не бывало произнес он. – И если я пойду куда глаза глядят, то непременно встречу тебя.
– Почему все так сложно? – жалобно спросила Гараева.
– Все очень просто. – Павел был, как всегда, спокоен. – Ты только поверь в это, и тебе сразу станет хорошо.
Он опустился рядом, и они оставались около пруда, пока не стерлась граница между небом и водой, между землей и деревьями. Лера даже не могла сказать, что они о чем-то говорили. Молчали, подталкивали друг друга, когда замечали что-нибудь интересное – пролетающую мимо ворону, велосипедиста, вынырнувшего из темноты и в темноту уехавшего, далекие огни проезжавших по шоссе машин.
К вечеру немного потеплело, и так не хотелось уходить. Когда Гараева вскинула руку с часами к глазам, то с удивлением увидела, что уже девять.
День пролетел незаметно. Лера тогда еще не знала, что это внезапное исчезновение времени есть первый признак начала влюбленности. Всегда бессмысленно веселой и безрассудной. Не знала, а поэтому все еще сопротивлялась тому непривычному, что входило в нее с этим вечером, с этими сумерками, с тихим рассказом парня, сидящего рядом.
С ней что-то делалось. Она это чувствовала. Словно внутри ее организма происходили невидимые химические реакции, отчего, как человек-мутант, она обретала новые качества – силу, ловкость, бессмертие, умение летать. Но все это было до того неожиданно, что она постоянно одергивала себя, заставляла себя оставаться прежней. Но у нее ничего не получалось, и все шире и шире расцветала на ее губах довольная улыбка.
Ей было хорошо. Не от книги, не от удачной тренировки, не от фильма, просмотренного ночью в пустой гостиной. Ей было хорошо… просто так. От воздуха, от этой лавочки, от теплеющего вечера, от мерцающей воды.
Уже ночью, лежа в постели, она пыталась понять, что же произошло. Привычная обстановка возвращала ее в прежнее состояние. Но в ней уже появилось что-то новое, надежно обосновавшееся в душе. И ни косые взгляды матери, ни осуждающе сомкнувшие плотные ряды книги, которых она не касалась уже несколько дней, не могли ничего исправить.
Только рыбки понимающе смотрели на нее сквозь покатый бок аквариума и довольно зевали, выпуская изо ртов маленькие пузырики.
Следующие несколько дней Гараева пребывала не здесь и не сейчас. Она была рассеянна, взгляд ее все чаще и чаще останавливался на окне. Она стала невнимательна на уроках, отвечала невпопад, упреки учителей пропускала мимо ушей. Репина безуспешно пыталась пробиться сквозь ее застывший взгляд.
Лера никого не слышала. Даже Васильев с Константиновым от нее отстали. В школе Быковский к ней больше не подходил. Он продолжал жить своей жизнью и, только случайно сталкиваясь с ней в коридоре, провожал ее долгим внимательным взглядом, словно хотел насмотреться впрок.
А потом они встречались. Где? Как? Они и сами не могли этого предположить. Только какая-то неведомая сила вела их в одном направлении, а потом сталкивала в самых необычных местах – в супермаркете, около метро, на детской площадке, в зоомагазине.
Внезапно оказываясь рядом, Павел произносил, как пароль:
– Глаза привели.
И дальше они уже шли вместе, меряя молодыми, не знающими устали ногами свой район и захватывая чужие.
В начале декабря после короткого потепления вновь начались холода. Дул пронзительный, пробирающий до костей северный ветер. Колючий снег сек лицо. Но они всего этого не замечали. Приходя домой после многочасового блуждания по улицам, Лера падала замертво на кровать. Мать недовольно поджимала губы, хмурила брови, но молчала.
Блаженное безвременье продлилось десять дней. Утром в четверг разразился гром среди ясного неба.
Вставать не хотелось. Не хотелось выныривать из сладкого состояния сна, покидать нагретую кровать. Лера и лежала, чувствуя приятную истому во всем теле, размышляя – а не прогулять ли ей пару первых уроков, чтобы прийти в себя?
Дверь распахнулась от толчка. Сначала в комнату въехал сервировочный столик с чашкой, кофейником и тарелкой бутербродов. Потом появилась мама, эту самую тележку катившая.
– Валерия! Ты уже проснулась?
Гараева подобрала ноги и села в кровати. Этот столик не использовали очень давно, и матери надо было постараться, чтобы найти его и привести в порядок. Значит, происходит что-то серьезное.
– Выпей кофе и выслушай меня.
Лера посмотрела на бутерброды, на блестящие капельки жира в обрамлении красного мяса, на лоснящиеся кусочки сыра, и у нее пропало всякое желание есть. Последнее время ей вообще почему-то не хотелось есть. Ей было хорошо и без еды.
Мама прошла вдоль длинного стеллажа с книгами, посмотрела на плотный ряд корешков. Лотман, Введенский, Пропп, Дефо, Свифт, Веселовский, Тынянов – Лера увлекалась литературоведением, мечтала поступить в институт на факультет литературной критики. Поэтому все дни она проводила с книгами, упивалась красотой построения фраз, зачитывалась классикой – на хорошие книги отец никогда не жалел денег.
– Валера!
В свои сорок мать все еще была хороша собой: гибкая, подвижная, с живым, быстро отражающим любую эмоцию лицом. Даже сейчас, утром, волосы у нее были аккуратно уложены, одета она была не в банальный спортивный костюм или халат, а в мягкие льняные брюки и рубашку, на ногах – туфли. Гараева пошла не в мать, а в отца. Низкая, с темными, вечно лохматившимися волосами, смуглым тоном кожи, крупными чертами лица. Это потом она узнает, что «породистость» человека определяется именно по этим крупным, четким линиям. Как только природа начинает мельчить, скашивать подбородки или утончать носы – это становится первым признаком вырождения породы. Пока же Лере страшно не нравились ее крупный нос и пухлые губы, большие глаза и темные густые волосы. Но это – пока.
