– Господи, как же я устал-то от вас от всех! – выпалил он неосторожно.
И тут же получил по лицу. У него, если честно, в глазах потемнело от неожиданной боли. Щелкнул дверной замок, потянуло холодом. Стелла выскочила на улицу.
– Сволочь! – крикнула она, съежившись под порывом ветра. – Ничего не изменилось, Яковлев! Ничего! Ты все такая же трусливая сволочь!
– Не кричи, пожалуйста.
Он с опаской поводил глазами по крохотной парковке. Вроде никого. Перед входом в ресторан тоже безлюдно. Единственный, кто мог наблюдать их ссору, – швейцар. Да и то, если бы приплюснул нос к стеклу. Но швейцара у дверей не было. Уже неплохо.
– Ты пожалеешь, Яковлев, – крикнула Стелла. – Ты очень пожалеешь о том, что сказал.
– Стелла, девочка моя, успокойся, – бормотал Ростик, открывая дверцу и не особо рассчитывая, что она его слышит. – Не надо так драматизировать. Мы что-нибудь придумаем.
Он не выбрался на улицу, не полез с водительского сиденья. Поостерегся подходить сейчас к ней, разъяренной. Она станет отталкивать его, кричать. И тогда-то швейцар, силуэт которого снова замаячил за стеклянной дверью, точно все увидит. А Ростислав этого не хотел. Ему нельзя быть замешанным в скандале. Пока нельзя.
Он так и не подошел к ней. Завел машину и медленно выкатился с площадки перед рестораном. И, конечно, не мог слышать, как женщина, которой он грезил все эти годы, исступленно шепчет ему вслед:
– Ты пожалеешь, мерзавец! Ты очень пожалеешь! Ты будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь!
Глава 6
Алина нервно отдернула штору на окне. С улицы, от гаража на нее смотрел отец. Смотрел и грозил пальцем. Он снова куда-то собрался – один, без Светланы. После памятного скандала они почти не разговаривали.
А ведь прошло уже много времени! И спали они теперь в разных спальнях. Не в тех, которые соединены общей дверью, а в тех, что на разных этажах. В разных концах дома.
Волновало ли это ее?
Ощущения были двойственными и незнакомыми.
Неприятно, конечно, что отношения у родителей испортились. Семья вдруг разбилась на два фронта. К которому из них примкнуть – она не знала. Она любила и отца, и Светлану. Заняв одну сторону, она предаст вторую. Она так не хотела.
В доме стихли разговоры, шаги сделались приглушенными. Не хлопали двери, не слышно смеха. Как после похорон, честное слово! За обеденный стол теперь садились кому когда вздумается и почти не замечали друг друга.
Но именно эта, нерадостная, на первый взгляд, сторона дела ее неожиданно стала устраивать.
На нее перестали обращать внимание. Перестали учить, воспитывать, нудить насчет Антона. Она с ним так и не завязала. И не собиралась – у них все было хорошо. Даже стали складываться какие-то планы на ближайшее будущее.
Она сдала почти все экзамены, остался один, легкий. Сдала все на отлично. Отец рассеянно похвалил. Светлана со вздохом кивнула и пробормотала, что не сомневалась в ее способностях. И все! Никакого тебе праздничного ужина, подарков, тортика. Раньше победу в городской олимпиаде отец готов был отмечать неделю. Светлана трещала несколько дней и волокла ее по бутикам – отметить событие.
Сейчас – тишина. Никому до нее не было дела. Никому, даже деду. Он вдруг в разгар ее выпускных экзаменов улетел к приятелю в Хабаровск. Вроде как порыбачить. Но Алина подозревала, что дело в другом.
Она ему нагрубила. Жестоко нагрубила месяца три назад. Сильно обидела, назвала человеком посторонним в их семье и поэтому многое не понимающим. Дед молчал минут двадцать, потом попросил ее уйти. И больше не звонил, не звал к себе на чай. Не простил ей, что назвала посторонним.
А какой же он посторонний? Он самый что ни на есть родной. Отец ее родной матери, которая умерла, когда Алине было четыре с половиной года. Он был единственной памятью о ней. В его доме повсюду ее фотографии. А вот у них в доме фотографий матери почти не было. Светлана постаралась. Причем очень давно.
– Не пойму, что тебя не устраивает? – Инка изумленно выкатила на нее глазищи. – Все же просто замечательно. Ты свободна, понимаешь?
Свободна!
Что делать с внезапно обретенной свободой, Алина пока не знала.
Да, проводила почти все свободное время с Антоном, и никто ее не дергал. Да, возвращалась домой, когда хотела, и никто ее не ругал. Да, собралась вот сегодня вечером за город на квест без родительского позволения.
И что? Какой кайф в том, что делаешь это все просто так, не обходя запреты?
– Да, Яковлева, – качала головой Инка и покручивала у виска пальчиком. – Тараканов в твоей башке прорва. Даже больше, чем в моей. Я бы до потолка прыгала, ослабь сейчас папаша цепь, на которую меня посадил. Дышать не дает.
– Что, все так плохо? – посочувствовала Алина.
– Ужас! Просто ужас, подруга! – Инна поджала задрожавшие губы, тут же шлепнула себе ладошкой по шее. – Я все время чувствую на затылке его глаза. Каждую минуту. Жду не дождусь, когда в рейс укатит. Сегодня в ночь вроде собрался. Скорее бы уже!
– А зачем он вообще туда катается, а, Инк? Он же хозяин.
– Сама не пойму.
Инна покусала тонкие губы, зачем-то оглянулась – как будто боялась, что подслушают. Снизила голос до шепота:
– Мне кажется, он кого-то выслеживает.
– Выслеживает? Кого? – Теперь Алина покрутила пальчиком у виска. – Детективов начиталась? Сама говорила, что он каждый раз с разными водителями ездит без всякого графика. Кого ему выслеживать?
– Понимаешь, я тут разговор недавно подслушала. Уборщица со сторожем трепались.
Алина громко фыркнула и закатила глаза.
– Нашла авторитетный источник. Еще воробьев послушай – чего-нибудь начирикают.
– Зря ржешь, Яковлева. – Вид у Инки сделался несчастным, и она с раздражением ковырнула ногтем подсыхающий прыщ на скуле. – Понимаешь, они болтали, что кто-то из наших водителей наркоту перевозит в грузе.
– Да ладно! – Алина шлепнула подругу по руке. – Прекрати ковырять, пускай само пройдет. И что, отец твой выслеживает, кто именно?
– Может, да, а может, и нет. – Инна послушно убрала руку, сунула в карманы джинсовки. – Мне кажется, что водители ни при чем. Кто-то им это дерьмо подсовывает.
– В каком смысле? – Алина зажмурилась и замотала головой. – Ничего не понимаю. Что значит подсовывает?
– Машина загрузилась у клиентов, так? Готова к отправке. Загрузилась с вечера, допустим. В рейс выходить часа в четыре утра, к примеру. Машина на стоянке у нас на фирме. Так?
– Не знаю.
– Вот. Утром водитель уходит в рейс. Разгружается в конечном пункте. И среди прочего выгружает фигню, которую у него забирает подъехавший дядя. Понятно?
