Что же делать? Что делать теперь?
Он аккуратно сложил столовые приборы на тарелку. Отнес тарелку. Стоя у залитого дождем окна, допил кофе. Чашку тоже поставил в раковину. Снова вернулся к окну – наблюдать за непогодой.
Странное лето, очень странное. Вторую неделю холод собачий и дождь без конца. Холодный, осенний, мерзкий. Выпускные в школах прошли без размаха, скомканно. Ожидаемых торжеств не случилось.
Это конец мая с первыми числами июня опалили улицы зноем, наобещали лето. И девчули тут же поспешили оголить ноги, плечи, щеголяя в коротеньких юбочках и шортиках и поддразнивая мужское население. Детвора, вырвавшаяся из школьных классов на каникулы, визжала на улицах до глубокой ночи.
Где их родители, задавался он вопросом, прогуливаясь по темным улицам в двенадцатом часу ночи. Почему не следят за детьми? Выкрасть какого-нибудь пацана или девчонку – плюнуть сложнее. Безалаберные! У таких безалаберных беды и случаются. А потом рвут на себе волосы. Раньше, раньше надо было волноваться за чад своих.
Взять хотя бы родителей этой девицы, его объекта. Им до нее вообще не было никакого дела. Каждый занимался своим.
Он же долго наблюдал, прежде чем осуществить то, за что ему выплатили аванс.
Папашка ее, молодящийся самец-распутник, только и делал, что строил свою империю и девок трахал без разбору. То с секретаршей загуляет, то с ее подругой, то просто со случайной девкой, подвернувшейся на форуме бизнесменов города.
Мамаша, располневшая, брюзжащая особа простоватой наружности, только и делала, что за папашкой следила. Следила и ревела потом в машине у ворот собственного дома. Дура дурой. Вот зачем, скажите на милость, ей все это? Зачем было следить, если менять ничего не собираешься?
Он, честно, не мог понять их всех.
И друга папаши, Игоря Заботина, не мог понять, когда тот внезапно воспылал нежными чувствами к оплывшей некрасивой мамаше. А если не воспылал, чего тогда без конца навещал ее в отсутствие мужа?
И бывшую любовницу папаши Стеллу не мог понять, хоть и обнаружил, что та следит сразу за всеми: и за папашей, и за мамашей девушки, и за другом семьи. Ей несложно было следить: те ездили друг за другом почти гуськом.
Кто еще его удивлял?
Ах да. Подруга милой девушки, на которую он получил заказ.
Это оторва была, так оторва. Что она только не творила! Могла запросто поддеть ногой котенка, проследить за его полетом и приземлением и улыбнуться удовлетворенно. Такого даже он себе позволить не мог, а на его счету немало загубленных человеческих душ. Могла эта порочная подружка ночь напролет следить за своими братьями и даже за отцом. Зачем? Он не понимал и не хотел вдаваться. Понял для себя, что девка дрянь. И еще понял, что ее устранил бы без всяких сожалений.
Только заказ поступил не на нее, а на ее подругу, и все оказалось запутанным и сложным. Он хотел разобраться, прежде чем принять окончательное решение.
Но, кажется, он его уже принял. Даже не особо разобравшись в людях, за которыми долго наблюдал, он принял решение.
Если девочка, которая сейчас спит в его доме, останется жить, значит, должен перестать жить – кто? Правильно – заказчик. Он устранит заказчика и тем самым избавит себя и девчонку от дальнейшего преследования. Как между ними сложится дальше – неизвестно. Станет ли она сговорчивее или по-прежнему будет его ненавидеть? Вернется к прежней жизни или начнет жить по его правилам?
– Время покажет. Время покажет, – проговорил он вслух.
Вернулся к плите и принялся готовить ей завтрак. Она любила на завтрак – он точно знал – овсянку с сухофруктами и орешками. Стакан яблочного сока, прозрачного, как слеза, без мякоти. Маленькую булочку из цельнозерновой муки. Через десять минут, как все съест, – чашку горячего какао.
Он узнал о ее гастрономических пристрастиях еще до того, как девчонка поехала играть в квест и не вернулась домой. Он долго и тщательно изучал образ жизни каждого в семье. В этой дотошности был залог его успеха. Он узнал о ней многое, если не все. Научиться готовить ей завтрак, когда она поселилась у него, было делом техники. У него получалось все, кроме булочки. За ними приходилось ездить на другой конец города – в дорогую булочную, где хлеб для их семьи обычно покупала прислуга. Ничего, он привык рано вставать.
Через полчаса он понес ей завтрак. Спустился в подвал, открыл дверь тайной комнаты. Включил свет.
– Выключи, урод! – потребовала Алина, лежа к входу спиной. – Я еще сплю.
– Извини, но пора завтракать. Потом утренний туалет, велодорожка. Все, как ты любишь.
Она пружиной подскочила на кровати. Хотела спрыгнуть, но не вышло. Цепочка, которой она была пристегнута за левую щиколотку к кольцу в стене, не позволила. В ней всего было полтора метра.
Алина села, согнулась пополам, как будто у нее болел живот. Исподлобья глянула на своего тюремщика. Даже такая вот – злая, растрепанная со сна, бледная – она была невероятно милой. Он залюбовался.
– Чего уставился, урод? – спросила она уже спокойно, без злости. – Видишь, в кого ты меня превратил? Скоро я стану такой же уродиной, как ты.
Она нарочно его злила. Он уродом никогда не был, по крайней мере внешне. Он даже нравился женщинам. Она просто хочет позлить его.
– Завтракать будешь? – Он шагнул вперед. – Все, как ты любишь.
– Скажите, какая любезность, – фыркнула она.
Позволила подкатить к своим коленям небольшой стол. Не опрокинула поднос, как в первые три дня заточения. Заправила волосы за уши и набросилась на еду.
– Я так с тобой здесь разжирею, – неожиданно пожаловалась она, съев все до крошки. – Заколебал ты. И что тебе от меня нужно? Ты ведь так и не сказал.
– А ты не слушала. Ты все больше орала и дралась. – Он улыбнулся, откатил ногой столик, проверил, что все столовые приборы на месте.
– Так что? Денег от отца хочешь? Выкуп уже потребовал? Он собирается платить?
Он присел на стул у входа. Он всегда теперь так садился, когда наблюдал за ней.
– Нет, денег я не хочу. И выкуп я не требовал. Мне заранее заплатили за тебя, Алина.
– Что это значит? – Все тот же ледяной надменный взгляд в его сторону. – Что значит «заранее заплатили»?
– Мне заплатили, чтобы я тебя убил.
– Врешь! – крикнула она, не дав ему договорить. – Ты все врешь! Я тебе не верю! Кто станет за меня платить? Кому я нужна? У меня нет врагов, нет соперников. Ты просто…Ты просто чертов извращенец! Маньяк! Странно, что ты меня кормишь, кормишь и до сих пор не расчленил. Ждешь, когда я разжирею, да? Отвечай, сволочь!
Он развеселился. Даже позволил себе немного посмеяться. А она вдруг расплакалась. И он понял, что ей просто страшно, очень страшно. Она же не понимает ничего. Конечно, он для нее маньяк-похититель, ждет удобного случая или, может, полнолуния, чтобы расправиться с ней.
