Они долго за нее бились, пытались разлучить с симпатичным чернявым парнем, но все без толку. Тогда они выставили ее из дома с сумкой, в которую поместилось только белье и что-то из одежды. И забыли о ней. Не признали внука, когда тот родился. И не признавали долгие годы, хотя отец Антона давно исчез из их с мамой жизни.
– Не простили. И не простят, – сказала мама после того, как лет пять назад осмелилась явиться на день рождения своего отца. – Представляешь, сынок, меня не пустили дальше порога! И подарок не взяли. А я на него копила год.
Мама тогда заперлась в своей комнате и не выходила оттуда целый день. Она плакала. Что именно она оплакивала, Антон так и не понял. Ему тогда исполнилось тринадцать, до того ли было? Ему бы быстрее на улицу удрать, вот и все. Понять причину материнских слез он не сумел. Одно для себя решил: дед, бабка, родная тетка – теперь его кровные враги. Решил – сделал. Когда год назад его вдруг решили пригласить к ним в дом, по какому поводу, он уже не помнил, он и бровью не повел.
– Сынок, тебе надо сходить, – мягко настаивала мама и смотрела такими несчастными глазами, что у него внутри все переворачивалось. – Это твоя кровная родня. Они хотят тебя увидеть, узнать.
– Нет. – Он поцеловал ее в лоб. – Нет, мама. Не пойду.
– Антоша, вдруг меня скоро не станет? Ты же останешься совсем один! – Так она умоляла уже совсем недавно, когда приглашение пришло снова. – Ты останешься один!
– Я не один, мам, – улыбался он, ощущая сладкий укол в сердце. – У меня есть Алина.
– Бедный мой мальчик. Бедный мой мальчик. – Мама покачивала головой. – Не мне тебе рассказывать, что бывает с детьми, рожденными в мезальянсе. Ты хочешь такой судьбы своим детям?
Он тогда не слушал, он просто был счастлив. Не мог думать, что скажут ее отец и мачеха, когда узнают об их отношениях. Он просто жил этой любовью и видел себя в мечтах с самой прекрасной на свете девушкой. Тайно от всех даже начал готовиться в институт. Чтобы соответствовать ей, чтобы чего-то добиться. Принимать участие в конкурсах, стать знаменитым шеф-поваром – из тех, кого показывают по телевизору. И Алинка бы им гордилась.
Он готовил ей сюрприз, знал, что ей понравится. Сдал все экзамены, не все на пятерки, конечно, но проходной балл набрал и уже начал выбирать учебное заведение. Но случилась беда. Самая страшная беда в его жизни. Он же собирался рассказать Алинке об этих планах сразу после игры. Хотел отметить вместе с ней начало новой серьезной жизни. Это и было тем самым сюрпризом, который он ей обещал. А Алинка исчезла. Без следа, без единого крика о помощи. Как будто ее и не было никогда. Как будто она ему просто приснилась. И никаких свидетелей. Ни единого!
Первые дни мысль о том, что с ней случилось что-то непоправимо страшное, причиняла такие страдания, что было больно дышать. Каждый вдох-выдох отдавался болью под ребрами. Потом боль сползала к пояснице, ломала мышцы, скручивала руки и ноги. Стыдно признаться самому себе, но он плакал! Тайно от всех плакал и зло кусал зубами подушку.
Его подолгу допрашивали. Наверное, подозревали. Ему было плевать.
Приезжал отец Алинки – страшный в горе, почерневший, заросший щетиной. Орал на него, в чем-то обвинял. Хватал за рубашку на груди, трепал. Потом ослаб, опустился на подъездные ступеньки, закрыл лицо руками и завыл. Жутко завыл, как раненое животное. Антон опустился с ним рядом и сдавленно произнес:
– Не надо, Ростислав Иванович. Не надо так… страшно.
– Я не могу, понимаешь! Не могу! – заорал отец Алины, но ладони от лица не отнял. – Я живу, жру, сплю, а она… Вдруг ее уже нет?
– Есть! – Антон крепкими пальцами вцепился ему в колено. – Она жива. Я это чувствую, понимаете? Алина жива!
– А я нет. Почему я ничего не чувствую? – Яковлев поднял воспаленные глаза, отчетливо скрипнул зубами. – Ничего не чувствую, кроме боли. Мне так больно, что… Я не чувствую своей дочери. Вдруг ее правда нет?
Антон почти задохнулся: это было то, о чем он запрещал себе думать. Он резко поднялся и пошел по ступенькам к себе. Перед дверью остановился и повторил еще раз:
– Она жива. Не смейте ее хоронить.
– Тогда найди ее! Найди, пацан! – хрипло крикнул вслед Яковлев. – Все, что хочешь, для тебя сделаю. Бизнес на тебя перепишу. Замуж за тебя отдам, против не буду, если Алинка согласится. Найди ее, умоляю!
И Антон начал искать. Не потому, что попросил отец Алины. А потому, что вдруг понял: ему нужно это делать. Не сидеть и не ждать, когда это сделает за него кто-то другой. Да и сделает ли – еще вопрос. Он должен найти свою девушку сам. Потому что он любит ее, потому что верит, что она жива. Потому что не представляет, как жить, если ее не будет.
Неумело искал, по-пацански. Не всегда законно. Наследил, попал в поле зрения правоохранительных органов. Снова должен был идти к Ильиной.
– Не смей путаться у нас под ногами! – прикрикнула она, так и не добившись вразумительного ответа на вопрос, что он делал ночью на территории, принадлежащей ИП Голикову. – Есть кому без тебя заниматься этим делом.
Ее крепко сжатый кулак с силой опустился на стол.
– Не смей, Востриков.
Он молчал. Исподлобья разглядывал женщину, выбравшую себе такую странную профессию. Вроде все в ней на сто баллов: и лицо, и фигура, и волосы густые, темные. Но красивой он бы ее точно не назвал. Не было в ней фишки какой-то. Грациозности – вот. Женской этой подкупающей слабости. Как в маме его, как в Алинке. Жесткая, сильная, серьезная. Кому такая понравится?
– Чего таращишься? – выпалила Ильина и нечаянно покраснела. – Все рассмотрел? Не нравлюсь?
– Нет, – честно ответил Антон.
– А что так? – Ильина откинулась на спинку рабочего кресла, прищурилась. – Некрасивая? Не такая, как твоя мама?
– Почему некрасивая? Красивая. Просто… – он поискал подходящее слово, – непривлекательная.
– Ишь ты, непривлекательная! – Она делано рассмеялась, стараясь не подать виду, как ее задели его слова. – А мне здесь завлекать некого. Я здесь дело делаю, понял?
– Плохо делаете, товарищ капитан. – Антон наклонился, уперся локтями в колени. – Обыск у Голикова сделали, даже какие-то пятна крови, слышал, нашли. А в записях не разобрались, которые он вам подсунул.
– А что там не так?
– А то. Не наша это игра. Туфту они вам подсунули.
– Можно подумать, там можно разобрать, кто есть кто. Темно, руки-ноги мелькают.
– Ага, точно. Только своих рук и ног я там не вижу.
Она дала всем участникам посмотреть видео, но не поверил один он. Странно.
– И списки актеров. – Антон повертел головой, недоверчиво скривился. – Тот список, что я видел перед игрой, другой.
Снова не то, что говорили остальные.
– Почему так? – спросила Маша. – Подтасовываешь факты в своих интересах?
