Надо же, прямо водевиль какой-то. Незаконнорожденные дети, старая любовь, которая не ржавеет. Нет, сначала любовь, а потом дети. А Яковлев что, идиот? Он ушлый мужик, насколько она может судить по его делам. И что, такой бы не распознал в девочке, которую всю жизнь воспитывает, чужие гены? Да Алина как две капли воды на него похожа!
Хотя она могла быть похожа на свою мать, которую Маша не знала.
Вот за это тоже она терпеть не могла старые любовные истории, которые аукаются криминалом в настоящем. Жуть как не любила.
– Яковлев об этом знает?
– Нет, не думаю. Иначе не убивался бы так и не предъявлял бы… – Валера прикусил все же язык.
Но Маша и так давно догадалась, что нападение тоже связано с Алиной. Он и там искал свою дочь. Конечно, хотел напасть на Зайцева, водитель просто попался под руку. Но раз Яковлев пришел туда с разборками, значит, даже не подозревал, что Алина может оказаться не его дочерью.
– Я все поняла. – Она сделала шаг к выходу. – Но из города, пожалуйста, никуда не уезжайте.
Глава 16
Алина смотрела на столик у своей кровати. Нарядно сервирован. Овсянка пахнет вкусно, сок в стакане прозрачный. Ее любимая теплая булочка из цельнозерновой муки со сладкой масляной обсыпкой накрыта бумажной салфеткой с ажурными краями.
Горничная, которая была у нее в детстве, приучила ее к такому хлебу. Она пекла сама. В Алинином детстве в доме постоянно пахло выпечкой. Потом горничная уволилась, ее сменила вторая, третья. У этих выпечка выходила скверно, Алина капризничала. Мама нашла недешевую, скажем прямо, булочную, где выпекали изумительный домашний хлеб. Булочки, которые так полюбила Алина, там были тоже. Теперь каждое утро ровно в половине восьмого к ним являлся курьер с горячей выпечкой. Иногда, крайне редко, за хлебом приходилось ездить кому-то из домашних.
Булочка из цельнозерновой муки для Алины, ржаная коврижка для отца и батон из отрубей для мамы Светы. Каждое утро последние пять, нет, семь лет, она ела эту булочку на завтрак. Об этом знали все: мама, папа, прислуга, курьеры, работники частной булочной. Их ежедневный заказ оставался неизменным.
Так почему, спрашивается, никто не обратил внимания на странного типа, который каждое утро стал покупать у них именно такие булки? Булки, которые она так любит! Почему никто не заметил? Она же не просто так его туда направила. Она думала, что подаст этим знак: жива, ищите. Выходите на след этого странного убийцы, который почему-то оставил жертву в живых. Что медлите?
Никто не шелохнулся. Никто. Может, ее уже давно похоронили? Надоело искать? Или заказчиками стали ее близкие, которым она надоела своими капризами и неповиновением? Она связалась с парнем не их круга, и они…
Кстати, парень. Антон что, тоже забыл ее? Разлюбил? Бросил? Теперь строит отношения с кем-то еще?
Мысль о предательстве Антона неожиданно оказалась больнее мыслей о том, что ее забыли родители. Алина оттолкнула столик с завтраком, подтянула ноги к животу и расплакалась.
– Опа! Ты чего это, а?
Тюремщик переполошился, вскочил со стула, с которого всегда наблюдал, как она ест. Подошел. Неуверенно протянул руку и погладил ее по спине. Алина отпрянула. Прошипела, не поднимая головы:
– Не трогай меня, слышишь! Не трогай меня, прошу!
– Прости. – Он послушно отступил. – Не хотел тебя пугать.
Он не хотел ее пугать. Не хотел ее слез. Не хотел, чтобы она его ненавидела. Хотя прекрасно понимал, что полюбить его она не сможет никогда.
– Пугать не хотел? – закричала Алина истерически. Вскочила. Цепь, на которую он ее посадил, натянулась, противно зазвенела отполированными им же самим звеньями. – А что ты хотел? Сделать меня счастливой? Здесь? В этом подвале? На цепи? Ты… ты просто сумасшедший урод, понял! Моральный извращенец! Ненавижу тебя. Ненавижу! Убирайся отсюда. Вместе со своим чертовым завтраком! Я не стану есть ничего больше. Лучше умру с голоду.
Два дня она в самом деле ничего не ела, пила только воду. К еде не прикасалась, хотя он старался и готовил все лучшее. Все, что она любила. Даже в японском ресторане заказал роллы с тунцом и авокадо. Алине нравилось, он знал. Но она ни к чему не прикоснулась.
Утро третьего дня началось с ее слабых стонов.
– Что? Что с тобой? – бросился он к кровати, на которой она корчилась.
– Плохо, – прошептала она, не открывая глаз. – Тошнит. Господи, как же плохо!
Ее вырвало прямо ему на рубашку. А он каждое утро надевал свежую – для нее. Хотя она не обращала никакого внимания на его одежду и дорогой одеколон. Тоже ради нее купленный.
Он брезгливо поморщился, схватил со столика салфетки, принялся тереть рубашку. Потом дотронулся до ее лба – температура нормальная. Что с ней тогда? Может, от голода?
– Я же говорил, тебе надо поесть. Без воздуха и еды ты так долго не протянешь.
Он сел у нее в ногах и не сдержался, дотронулся до ее колена. Кожа была холодной, влажной. Что за дела? Может, отравилась? Нет, отравиться она не могла. Еда вся свежая. К роллам она не притронулась.
На его прикосновение она внимания не обратила – все так же лежала на спине, чуть согнув ноги в коленях. Бледная, под глазами темные круги. Ночная рубашка натянулась на груди.
Так, стоп. Что-то не то. Что-то изменилось. Ему кажется или грудь у нее сделалась больше? Нет, не кажется. Ночная рубашка, которую он ей купил, потому что надо же ей в чем-то спать, оказалась тогда чуть великовата. А сейчас вон натянута так, что верхняя пуговица не застегивается.
– Что уставился, гад? – прохрипела Алина с яростью и дернула коленом, сбрасывая его руку. – Какое сегодня число?
– Что?
– Какое сегодня число? Сколько я вообще здесь нахожусь?
– Послезавтра первое июля. И у меня ты…
Он нахмурился, делая вид, что подсчитывает, хотя прекрасно помнил, когда выполнил заказ на нее. Правда, не до конца по контракту.
– Три с половиной недели, – закончила она за него.
С трудом поднялась, уселась, подоткнула под спину подушку. Уставилась на него с неприязнью. Хотя по-другому она на него и не смотрела.
– У меня к тебе вопрос, чудовище. Могу задать?
– Задавай. – Он приветливо улыбнулся. Он всегда ей так улыбался.
– Ты… Когда ты меня сюда притащил, я ведь была без сознания, так? – Алина глянула исподлобья. – Ты же отключил меня на квесте, да?
– Совершенно верно. Я отключил тебя, вынес на руках на улицу. Охранник спал, так что никто ничего не видел. Я донес тебя до машины и привез сюда. Хотя!.. – Он поднял указательный палец и назидательно закончил: – Хотя должен был убить тебя, малышка.
– И я была все это время без сознания?
– Да. Очнулась часа через три.
