– Ширам, – помолчав, сказал он. – Я все думаю насчет людей, которые остались в острожке… Там ведь было почти четыре десятка. По большей части просто слуги… Уверен, они даже не сопротивлялись. Думаешь, ингри всех убили?
Ширам молча кивнул.
– А может, они их где-то держат взаперти, в какой-нибудь яме…
– Ингри ничего нам не предлагали и не пытались с нами договариваться. Напали сразу. Что это означает?
– Они хотят убить нас всех, – сдавленным голосом сказал Хаста. – Чтобы никто не вернулся и не рассказал, что случилось. Но почему? За что?
– Причин достаточно.
Жрец тяжело вздохнул, подумав об Аюре, который давно уже спал в своем шатре, и спросил:
– Как думаешь, удастся ли нам выбраться?
– Бывало и хуже, – пожал плечами накх. – У нас есть мамонты, оружие и запасы еды, которых хватит на весь путь до дома. Если не будем нигде мешкать и опередим ингри, то, по воле богов, дойдем до Аратты…
– Но нас осталось всего пятеро!
– Зато у нас теперь нет раненых.
– Это уж точно, – мрачно подтвердил Хаста. – Они все остались там…
Ему вспомнился повар, с которым он болтал у водопада, привычно перемешивая выдумки с воспоминаниями, – его лицо и его крик, когда тот упал с мамонта и ингри тут же растерзали его, словно дикие звери… В памяти Хасты промелькнули многочисленные безвременные смерти знакомых и близких ему людей – порой ему казалось, что вся жизнь только из них и состояла. То, что хоть кто-то в этом мире умудряется жить долго и счастливо, – не есть ли это верное свидетельство существования богов?
Как жрец, Хаста, конечно, возносил моления – как же не вознести? – но, к своему ужасу, он уже давно заметил, что до людских причитаний Исвархе нет никакого дела. Даже когда он принимает жертву, он вовсе не намерен поступить так, как угодно человеку. У Господа Солнца на все своя воля, и только если моления совпадут с ней, тогда они и сбудутся.
– Сколько людей погибло сегодня, – задумчиво проговорил огнехранитель. – И сколько погибнет еще… Это только начало – не так ли, маханвир?
– Именно так, – зевая, сказал Ширам. – Мы сюда еще вернемся. Предстоит восстановить справедливость.
«Да, вы, накхи, в этом большие мастера», – подумал Хаста, но вслух этого, разумеется, говорить не стал.
Ширам встал, заворачиваясь в плащ.
– Ты сторожишь первым. Я сменю тебя на заре. А пока помолись своему богу, чтобы он сохранил нас этой ночью…
Каким жалким был этот ночлег! Подобных лишений царевичу переживать еще не доводилось. Аюр сам с трудом поставил последний уцелевший шатер, пока Хаста собирал хворост для костра, а охотники таскали бесполезные камни. Сам застилал свое ложе. Хорошо хоть раздеваться самому не понадобилось – Ширам велел ему спать одетым и держать оружие под рукой. Аюр скинул сапоги и заснул мгновенно, едва его голова коснулась подушки.
Ночью его разбудило ощущение, что рядом кто-то есть. Царевич приподнялся на локте и при свете крошечной походной светильни увидел, как Ширам расстилает перед входом в шатер свой походный плащ из медвежьей шкуры. Перед тем как устроиться на ночлег, накх долгим и внимательным, будто прощупывающим, взглядом обвел шатер. Но по царевичу его глаза скользнули, словно едва заметив.
Закончив осмотр, маханвир улегся, не снимая вооружения. Казалось, он не замечал неудобств, и даже клинки за спиной ничуть не мешали его отдыху. Такое чувство, будто и спал накх больше по традиции, чем из необходимости.
– Скажи, Ширам, – тихо поинтересовался царевич, – ты совсем не хочешь больше говорить со мной?
– Кто посмеет отказать наследнику престола Аратты? – холодно ответил тот, не открывая глаз.
– Я не о том. Последние дни ты ведешь себя так, будто я не живой человек, а храмовая бронзовая статуя, которую надо с почетом перевезти с места на место…
– Если вдруг я решу говорить с бронзовой статуей, то буду чувствовать себя глупцом. Мне не нравится такое чувство.
Аюр нахмурился:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать, достославный Аюр, что мои слова для тебя столь же интересны и важны, сколь для бронзовой статуи.
Неприкрытая дерзость накха почему-то не задела царевича.
– Это не так! – пылко заявил он и умолк, подыскивая слова. – Сегодня ты опять спас меня, Ширам. Я благодарен тебе!
Аюр вздохнул и содрогнулся, с невольным ужасом вспоминая яростные лица ингри. А ведь совсем недавно они казались такими славными, безобидными…
– Я и подумать не мог, что дикари могут быть настолько коварными и неблагодарными! – с горечью воскликнул он. – Разве я не был с ними безмерно щедр? Разве не оказывал им всяческие милости? Почему они взбунтовались, Ширам?
Накх открыл глаза и тоже приподнялся на локте, повернувшись к наследнику престола:
– Быть может, потому, что ты запомнил, что они твои подданные, и забыл, что они люди?
Аюр взглянул на него с недоумением:
– О чем ты?
– Ты оскорбил их, войдя в лесное святилище. Прогневил их богов, выпустил злобных духов…
– Гм. Их в самом деле это оскорбило? Но они ни слова мне об этом не сказали!
Аюру на миг показалось, что зеленые глаза накха полыхнули в темноте.
– Ты не пожелал снизойти до тризны по тому, кого сам назначил своей правой рукой в этой земле! Не пожелал – хотя Толмай скрыл твое святотатство от сородичей. И погиб, защищая тебя. Возможно, он погиб потому, что принял на себя твое преступление…
Аюр глядел на накха, ошеломленный услышанным. Щеки его медленно начинали багроветь от стыда – хорошо, что в шатре, освещенном лишь слабым огоньком догорающей светильни, было почти темно.
– Но разве я не делал им подарки? – попытался оправдаться он.
– Дары приятно принимать от друзей. От врагов же это не дары, а подачки или тайное коварство. Ингри не такие уж дикари, они это понимают…
– Получается, они правы? И во всем виноват я? Но это же не так!
Ширам натянул плащ до подбородка.
– Доброй ночи, светозарный.
– Нет, я не желаю спать! – подскочил на ложе Аюр. – Отвечай мне! Ингри правы, а я один во всем виноват? Но почему они тогда убили всех, кто оставался в острожке? Чем их оскорбили бедные слуги? А охотники – разве они кого-то обидели?
– Твои люди были твоей тенью. А как учат колдуны – тот, кто ранит тень, ранит и ее хозяина. Они мстили не им, а тебе.
Аюр злобно засопел.
– Впрочем, я никому не судья, – добавил Ширам. – Для себя дикари несомненно правы. Но мне до их правоты дела нет. Моя задача – доставить тебя живым и невредимым ко двору твоего отца. Какая разница, о чем думают ингри? Куда важнее, что они замышляют.
