– Да помогите же мне кто-нибудь! – расстроенно топнула ногой Таня и спрыгнула с парты. Пол дрогнул.
А что внизу? Информатика? Там до вечера толпится народ. Таня начала прыгать. Грохот должен привлечь внимание!
Она прыгала и прыгала, пока не оттопала себе все ноги, но снизу никто не подавал признаков жизни.
В какую-то секунду Тане пришло в голову устроить пожар. Ведь должна сработать сигнализация, а потом на огонь быстрее сбегутся люди, чем на крики о помощи. Она уже и штору присмотрела, с которой начнет грандиозное огненное шоу, но в последний момент остановилась. А что, если штора вспыхнет, а заметят это не сразу? Пока люди сообразят, что к чему, пока поднимутся, пока найдут ключ или выломают дверь, Таня уже сгорит тут вместе с лабораторным скелетом и заспиртованными рыбками. Последним аргументом против поджога было отсутствие спичек.
Еще одним вариантом был потоп. Но результатов все равно пришлось бы ждать до утра – пока это в кабинете информатики разглядят, что у них все компьютеры в луже плавают, пока сообразят, откуда на них пролилось столько воды, пока поднимутся наверх…
Нет, выбраться Тане отсюда надо было как можно быстрее. И ведь как назло не было телефона. Сейчас бы один звонок, и Таня была бы уже на свободе.
И вот тогда ее охватило настоящее отчаяние. Острое, жгучее, вышибающее слезу безбрежное отчаяние.
Ей надо, надо, надо выйти отсюда! Ее ждет мама, ее ждут книжки по садоводству. Ей вообще не улыбается перспектива провести ночь в школе. А вдруг тут привидения? А вдруг проведшие здесь ночь становятся вампирами? А вдруг по ночной школе инопланетяне бегают!
– Ой, мамочки! – взвилась Таня, снова бросаясь к двери. – Я не хочу тут оставаться! Выпустите меня!
Когда за спиной послышалось движение, Таня подумала, что от страха она сошла с ума и ей теперь чудятся самые настоящие глюки. Шум в подсобном помещении повторился, там что-то упало и разбилось, а потом прозвучали шаги.
Самые настоящие шаги. Не кошачьи и не мышиные, а вполне человеческие. Или не совсем человеческие?
Таня застыла, с ужасом глядя на дверь подсобной комнаты. Когда она открылась, Таня уже приготовилась увидеть на пороге как минимум динозавра.
Но это оказался всего-навсего Терещенко.
– Захлопнулась, что ли? – хмуро поинтересовался он и, позевывая, прошел к выходу. – Так это легко.
Дверь была двустворчатая, одна ее половина запиралась на ключ, а вторая к полу и потолку крепилась здоровенными шпингалетами. Терещенко дернул один шпингалет, потом встал на цыпочки, поддел другой шпингалет, толкнул створки, и те послушно открылись.
От удивления, от невероятности происходящего Таня подумала, что сейчас окончательно сойдет с ума. Но тот же Терещенко не дал ей это сделать.
– А ты чего тут? – спросил он, зябко обхватывая себя руками.
Первым Таниным побуждением было выбежать в коридор и в ближайшую неделю вообще не показываться в школе. Она даже из класса вышла, но любопытство заставило ее вернуться.
– А ты чего? – насупившись, спросила она. – Я дверь открывала, тебя здесь не было.
– Это я ее закрыл, – вздохнул Терещенко, взбираясь на парту. – При помощи линейки. Подсовываешь линейку под нижний шпингалет, соединяешь две створки, выдергиваешь линейку, шпингалет падает, и дверь как будто закрыта.
– А зачем? – До Тани только-только начало доходить, что ничего сверхъестественного в появлении Терещенко нет, и ей даже стало немного обидно. До последнего она верила в существование чуда.
– Родичи ключи от квартиры не дают, вот мне и приходится их ждать до семи вечера, – вздохнул Терещенко. – Окрестные магазины я уже видеть не могу. Думал, в спортзале отсиживаться, но там Витек со своей компанией стали деньги с меня требовать. – Таня понимающе кивнула. Оказывается, у этого детины имя человеческое есть, а так не скажешь. – Я и залез сюда. В подсобку забрался и, наверное, уснул. Кто тебя тут закрыл?
– Твой Витек! – подбоченилась Таня, поняв, что весь свой гнев и испуг можно сейчас вылить на сонную голову Терещенко.
– Ну и дура, – вяло кивнул Терещенко. – Могла бы сразу меня разбудить, а не прыгать по партам, – он зевнул. – Я бы тебе открыл.
От неожиданности такого заявления Таня застыла с открытым ртом. Она тут бегала, шумела, а он даже не подумал проснуться. Дрых себе, и хоть бы что.
Таня снова посмотрела на Терещенко. До чего же он сейчас был забавен. Сонный, с неизвестно откуда взявшимся пером в волосах, с красными оттопыренными ушами, с большим ртом и искусанными губами.
Что бы ни происходило, он оставался все таким же. И даже страшно подумать, что было бы, если бы он был другим. Не Щелкунчиком, а каким-нибудь надменным принцем или бессердечным Каем. И как же здорово, что у Терещенко оттопырены уши и сквозь них просвечивает яркая лампочка.
От внезапно переполнивших ее чувств Таня стремительно потянулась к однокласснику и звонко чмокнула его в щеку. Таниной решимости, наверное, хватило бы и на вторую щеку. Но тут Терещенко словно проснулся. Он качнулся назад, ударился затылком об удачно подвернувшуюся стену и всхлипнул.
– Ты чего? – испуганно пробормотал Терещенко, слегка касаясь щеки кончиками пальцев, а потом вдруг начал сосредоточенно тереть место неожиданного поцелуя.
– Терещенко, ты – супер! – выкрикнула Таня и, подхватив свой портфель, помчалась к лестнице.
Ей очень хотелось тут же остановиться и с шумом выдохнуть воздух, чтобы убедиться, что все, случившееся с ней, произошло на самом деле. Что это она, Таня Меринова, прыгает и скачет как сумасшедшая, готовая обнимать и целовать весь мир.
эпилог
Наверное, на этом сказка и заканчивается. Но как говорит народная мудрость: где кончается сказка, там начинается чистая правда. Пусть спокойно спят скептики и циники, утверждающие, что чудес на свете не бывает. Для них ни один волшебник даже пальцем не пошевелит. Волшебники дружат только с теми, кто в них верит, и только для таких людей совершают самые настоящие чудеса.
Танин поцелуй растопил лед в сердце Терещенко. На следующий день он явился в школу в начищенных ботинках, с вымытыми ушами и с волосами, уложенными гелем. В класс он вошел уверенной походкой и сразу направился к своей недавно покинутой третьей парте около окна, поправил на подоконнике цветы и стал выкладывать на парту учебники.
Никогда до этого он таким не был. Откуда только взялась вся эта уверенность и сила. Он даже спину выпрямил и оказался высоким парнем с широкими плечами. А когда вот так зачесал волосы, то и лоб уже не выглядел таким уж большим, и подбородок не казался тяжелым. А когда он улыбался, то вообще этих дефектов словно и не было, даже уши становились меньше.
Первой пришла в себя Сонька «Энерджайзер». Она закрыла рот и осторожно отодвинула от себя тетрадки. Даша «Данон» щелкнула крышкой компактной пудры, в зеркальце которой только что смотрелась, и сглотнула. Ей сразу же захотелось пить, но еще больше ей захотелось взять стакан воды и вылить его себе на голову. Она даже дернула рукой, словно этот стакан уже стоял около нее.
