Среди этого остановившегося движения мелькнула быстрая тень. Сонька «Энерджайзер» подлетела к Терещенко и со всего маху стукнула его ладонью между лопаток.
Воздух дрогнул, подталкивая задумавшиеся секунды вперед, и все снова ожило.
Терещенко перестал хрипеть, странно дернулся и упал на лавку.
– Что это у меня? – пробормотал он, выплевывая на ладонь скорлупу от ореха. – А чего у всех-то было?
Вокруг столпился народ, загородив его от перепуганной Тани.
– Ну, ты совсем! – постучала по лбу Веревкина, останавливаясь рядом с приятельницей. – Он же так все зубы переломает.
– Что с ним? – жалобно пискнула Таня, в которой только сейчас стал просыпаться бешеный страх за этого дурака Терещенко.
– Подавился скорлупой, – прошипела Соня, потому что громко говорить было нельзя. Через столовую к ним шла повариха – поднявшийся шум выгнал ее из-за прилавка раздачи. Булка была обследована, а сам Терещенко отправлен в медпункт проверять зубы. Девчонки невольно потянулись следом.
– Ты бы это, поосторожней, – задумчиво произнесла Дашка «Данон», когда дверь медпункта за Терещенко закрылась. – Все-таки живой человек…
– Что? – После пережитого ужаса соображала Таня плохо.
– Будем действовать другими методами, – покачала головой Сонька «Энерджайзер» и с ногами полезла на лавку.
Над их головами висел электрический щиток, на дверце которого крепился знак «Не влезай – убьет!» с грозной желтой молнией. Табличку эту уже несколько раз отламывали, а потом возвращали обратно, поэтому к дверце она крепилась проволокой, которую легко можно было открутить, чем Веревкина и занялась.
Она все еще мучила жалобно скрипящую дверцу, когда дверь медпункта открылась и на ее пороге появилась Зиночка, а вернее Зинаида Павловна. Было этой Зинаиде Павловне 18 лет. Невысокий рост и хрупкое телосложение делали ее очень похожей на ребенка, поэтому в школе все, начиная с пятого класса, очень быстро полное имя медсестры Зинаида Павловна переделывали на ласковое Зиночка.
От столь внезапного появления нового действующего лица Соня покачнулась, на секунду повиснув на дверце щитка. Упрямая проволока не выдержала. Веревкина взмахнула оторванным знаком и рухнула с банкетки. Стоящие с другой стороны двери одноклассницы попятились.
– Ну, что я вам скажу, дорогие мои? – улыбнулась Зиночка, и на ее щечках появились веселые ямочки. – Жить ваш герой будет. Несколько дней посидит дома и…
– Почему это дома? – нахмурилась любительница справедливости Даша «Данон». – Всем учиться, а он дома?
– Вы не видели, чем он подавился? – Зиночка высоко задрала брови, при этом глаза у нее стали еще хитрее. – Что-то острое. У него поцарапано горло. Что у вас было на завтрак? – И она внимательно посмотрела на все еще сидящую на полу Соньку.
– Сосиска с булкой, – пролепетала Веревкина. – И чай, – поспешила добавить она, словно это могло оправдать ее нахождение вне лавочки.
– А он как будто съел целого ерша вместе с костями, – снова улыбнулась Зиночка. – Говорить ему пока нельзя. Ходят слухи, Веревкина, что это ты его спасла.
– Ой, да ладно, – Соня отмахнулась от медсестры оторванным знаком. – У меня папа так однажды подавился, и мы всей семьей стучали по его спине. А я с разбегу ему та-а-аак раз, – она впечатала свой кулак в раскрытую ладонь. Пример получился убедительный. – И все прошло.
– Ну да, – кивнула Зиночка, с опаской поглядывая на сжатые кулаки Веревкиной. – Синяк у него на спине хороший получится. Вы не видели, – спросила она, слегка поколебавшись, – он стакан не кусал? Странная какая-то у него царапина.
– А зубы у него целы? – привстала со своего места Ходыкина.
– Да, действительно, – качнула головой медсестра. – Если бы он кусал стакан, то переломал бы себе все зубы. А так – все на месте.
Девочки переглянулись.
– Щелкунчик, – одними губами произнесла Сонька «Энерджайзер». – Точно – он.
– Фантастика, – округлила рот Даша «Данон» и зачем-то провела ногтем большого пальца правой руки по горлу, словно собиралась в ближайшее время отрезать Терещенко голову и сдать ее на опыты.
– Его теперь в больницу увезут, да? – прошептала Таня, казалось, только сейчас оценившая всю глубину собственного падения. Как она могла так поступить с беззащитным одноклассником?
На пороге появился Терещенко. Был он бледен, глаза лихорадочно блестели, еще утром белоснежная рубашка превратилась в нечто жеваное и пыльное. Терещенко сумрачно изучил пол у себя под ногами, но прежде чем сделать шаг вперед, неожиданно посмотрел прямо в глаза Веревкиной.
В какую-то неуловимую долю секунды Таня заметила, что Терещенко как будто бы изменился. У него оказались длинные ресницы, мягкие вьющиеся волосы, аккуратные черты лица, печальный взгляд и удивительно изящные руки. Этими руками он почесал нос, звучно прогнал соплю и улыбнулся.
Таня пару раз моргнула, пока наваждение не покинуло ее окончательно.
Нет никакого колдовства, ей все только померещилось. Перед ней стоял все тот же Терещенко, лопоухий, большеротый, с крупным некрасиво выпирающим лбом и с зеленоватым налетом на пальцах, следами уничтоженных листьев.
– Спасибо, – хрипло выдавил из себя Терещенко, глядя только на Веревкину, и на негнущихся ногах пошагал прочь.
– Чего-то не действуют твои методы, – проворчала Дашка, вскидывая ремешок портфеля на плечо. – Щелкунчик-то он, конечно, Щелкунчик, зубы у него крепкие, но все остальное…
– Ну почему же не действуют? – загадочно произнесла Веревкина, обмахиваясь знаком. – Явный прогресс – он уже онемел. Еще чуть-чуть, и начнет покрываться деревянным налетом, потом заметно уменьшится, и к концу месяца мы его сможем повесить на новогоднюю елку. По закону жанра с двенадцатым ударом курантов он в кого-нибудь превратится.
– В крысу он у тебя превратится, – фыркнула Ходыкина. – Или в покойника.
Тане стало грустно. Нет, ей не было жалко глупого Терещенко, он слишком ужасен, чтобы вызывать какую-то другую эмоцию, кроме омерзения. Но ведь превратилось же чудовище в красавца-принца, когда ему признались в любви. Правда, чудовище при этом любило цветы, особенно аленькие, и вообще было не лишено чувства прекрасного. У Терещенко ни того, ни другого качества не замечалось.
Остаток дня прошел грустно. Уроки проплывали мимо Тани, знания даже не пытались проникнуть внутрь ее головы. Она все вспоминала и вспоминала слышанные и виденные истории, пытаясь понять, какая подходит лучше.
Она и после уроков об этом думала – пока собирала портфель, пока поднималась на четвертый этаж и входила в кабинет биологии.
Щелкунчик? Очень похоже. Но орех не подействовал. А может, это был не тот орех? Кракатук… Он, наверное, выглядит как-то по-другому. И наколдовать его должен Дроссельмейер. Где же его взять, этого магистра черных сил? А может, Аленький цветочек? Вроде годится! И все просто – найти нужный цветок среди ее богатства, расставленного на подоконниках в школе, – это не ждать, когда тебе на голову свалится колдун.
