Потом Лия продолжает:
– Лидуся никогда не рассказывала о том, что произошло тогда в альбоме, но в нее словно вдохнули новую жизнь. Она устроилась на работу в ЖЭУ, жила очень скромно, на зарплату, все свое время посвящала заботам о доме, который тут же начал преображаться. Сантехники с электриками появлялись по первому звонку, вежливые и трезвые, лифты никогда не ломались, а воду горячую отключали не больше чем на пару часов. Ни одна копейка у нее зря не пропадала, все шло на ремонт и улучшение домовой территории. Лидуся считала, что ей никто больше не нужен, потому что теперь в ее жизни есть цельность и законченность, каких не было прежде. «Когда ты в таких отношениях с Меркабуром, семья уже не имеет большого значения» – вот как она говорила.
– В таких отношениях? – переспрашиваю я. – Что это значит?
– Боюсь, что она ошибалась на этот счет, – вздыхает Лилиана.
Что бы там ни думала Лия, но на фразу про «отношения с Меркабуром» внутри что-то откликается, сладкое и тревожное, словно говорят о чем-то, что касается лично меня, но что от меня пока скрывают. Это немного пугает, будто ты деревенская девушка на выданье, и тебе уже определили жениха, но ты его еще ни разу не видела.
– Не знаю, пыталась ли она наладить отношения с сыном, – продолжает Лилиана. – Лидуся никогда об этом не рассказывала. Она очень любила соседского малыша, того самого, у которого украла коляску, часто присматривала за ним, пока родителей не было дома. И тут вдруг такие дела!
– Конечно, ты первым делом спросила ее про альбом? – не могу я удержаться и перебиваю Лию.
– Нет, – качает она головой. – Я вообще не стала с ней разговаривать, как увидела все это безобразие, так и ушла оттуда без оглядки.
– Почему? – удивляюсь я.
– Побудешь с мое скрапбукером, поймешь.
Я сразу решаю, что она старше, чем кажется на первый взгляд. Лия долго смотрит на изумрудную воду, потом говорит:
– Лидуся была моей лучшей подругой.
– И ты не захотела ей помочь?
– Я не могла. Не сразу… – Она отворачивается, хотя я все равно не вижу ее глаз за зелеными стеклами очков. – Надо было подождать, пока Серафим сделает одну вещь, а он такой медлительный!
Я мотаю себе на ус, что надо бы расспросить про этого Серафима. Лия продолжает:
– Я узнавала новости через клиентку ателье, которая жила в том же доме. Неприятности сыпались на дом одна за другой. Изобретательные, скажу я тебе, неприятности. Один жилец по пьяни раскурочил перила на лестничной клетке. Оторвал поручень и сплел из железных прутьев натуральные косички. Можешь себе представить? К ним даже телевидение приезжало снимать это изощренное хулиганство. Когда протрезвел, не мог даже одного прута отогнуть. Другой мужик изувечил новую соседскую машину: сверху донизу покрыл толстым слоем монтажной пены. И подписал еще: «Не селедка, но под шубой». Через некоторое время в одной из квартир оставили ребенка на десять минут без присмотра, и тот выпал из окна. Двухлетний малыш умудрился пододвинуть стул, взобраться на подоконник, скинуть цветочные горшки, открыть окно и выбраться наружу. Слава богу, второй этаж, мягкий газон… Отделался ушибами и ссадинами. Дня не проходило, чтобы в дом не наведывался участковый. Первый этаж разгромили весь. На диване кто-то вырезал ножом целую картину, очень неприличную, но на удивление неплохую с художественной точки зрения. На полу каждый день кто-то выкладывал скверные слова из осколков бутылок, зонтики и библиотеку разворовали, у шкафа оторвали дверцы, клумбы разобрали на букеты. Ходили слухи, что кто-то навел порчу. Одна соседка даже попа с кадилом приводила. Смешно, правда?
Я не улыбаюсь. В словах Лилианы чувствуется горечь. За ее рассказом стоит нечто такое, чего я предпочла бы не чувствовать. Тень того самого, о чем я хотела бы забыть и никогда больше не вспоминать. Я трясу головой, пытаясь сбросить неприятное ощущение, и спрашиваю:
– А что же Лидуся?
– Она со всеми ругалась. Начала требовать от соседей какую-то плату за свои услуги. Писала на всех жалобы и доносы – в полицию, в прокуратуру. Причем делала это с той же энергией, с какой раньше всем помогала. Ее начали избегать, но она каждый вечер искала встречи с соседями, обходила квартиры, пока ей не перестали открывать. Тогда Лидуся начала писать свои требования несмываемым красным маркером на дверях. Когда Серафим наконец-то сделал то, о чем я просила, я решилась пойти к ней снова. И не узнала подъезд, его как будто подменили: запах мочи, грязные подтеки, мусор, надписи на стенах, жутковатые рисунки. И все как-то с изюминкой, с выкрутасами, даже дерьмо – и то, извини, художественно размазали. Ты когда-нибудь бывала на выставке современного искусства? Ее запросто можно было бы провести в этом доме. Хотя это я отвлеклась… Я сразу заметила кое-что особенное. Это бросилось бы в глаза любому v.s. скрапбукеру.
Лия снова молчит. Вода неподвижна, в ней ничего не отражается, и бассейн кажется зеленой ареной невиданного цирка. У меня начинает звенеть в ушах от тишины, когда Лия, наконец, продолжает свой рассказ:
– Лидуся кроме открыток делала объявления-картинки. Очень красивые, в лучших скрапбукерских традициях. Потом вставляла их в рамки и развешивала в подъезде. У входной двери – «Добро пожаловать в дом чистоты и порядка», рядом с диваном – «Места для поцелуев и объятий», на этажах – «Сосед – лучший друг человека» и все в таком духе. Так вот, все картинки остались нетронутыми, на своих местах – и в холле, и на этажах.
Когда Лия рассказывает про открытки, зеленая вода оживает и начинает колыхаться, и тогда я понимаю, что там – в бассейне – концентрированный поток, густой, как сахарный сироп. Каждый скрапбукер видит Меркабур по-своему. Когда я делаю открытку, то поток в моих ладонях – как луч солнца, преломляющийся сквозь цветное стекло. А для Лии поток – вот эта густая изумрудная масса.
Над бассейном начинает подниматься пар, в трубах слышится гул, и на ленту конвейера падают толстые круглые капли. Падают и не растекаются, как тесто. Интересно, что с ними должны делать хорьки? Я едва не теряю нить рассказа Лии. Черт, в ее визитке слишком увлекательное пространство! Тут невозможно обсуждать что-то серьезное – со всеми этими зверушками и рычажками.
– Представляешь, ни одну картинку никто не разбил, не украл и даже не испачкал! – говорит Лия.
Я пожимаю плечами.
– Меркабур защищает себя сам. Скрап-открытки в огне не горят и в воде не тонут.
Лия смотрит на меня с любопытством.
– Интересное заявление. Сколько я испорченных открыток в свое время перевидала! В том числе и Лидусины случалось видеть. Нет, тут дело было в другом. Я поболтала с соседями, и у меня сложилась другая картина. Несчастные случаи распространялись от этажа к этажу, как заразная болезнь.
Я мигом забываю про бассейн и про хорьков. У меня холодеют кончики пальцев. Вспоминаю слова Ильи: «Если эта штука – вирус, то она должна размножаться сама».
