– Из-за работы. – Она щелкает тумблером, и столик с коллекцией открыток прячется в полу.
Я решаюсь задать вопрос, который меня мучает с самой первой минуты, как я попала в ее визитку.
– Лия, ателье «Депрессивный хорек» – это ведь на самом деле никакое не ателье. Чем ты занимаешься?
– Думаешь, не ателье? – хитро улыбается она.
Я показываю рукой на бассейн и конвейерную ленту.
– Ну если это – ателье, то я живу в космической ракете.
– Одному Меркабуру известно – может, и живешь. – Она пожимает плечами и снова улыбается.
– И все-таки?
– Специализация у меня редкая и сложная, – говорит Лия. – Скажешь, у всех такая? Поверь, я балансирую на грани больше, чем любой другой v.s. скрапбукер.
На грани? Поначалу я предполагала, что Лилиана делает вдохновлялки и рекламные карточки для модельеров и магазинов модной одежды или что-то вроде того. Теперь я просто в догадках теряюсь по поводу ее истинного занятия.
– У меня и клиенты необычные. И это притом, что я их очень тщательно отбираю. Хотя мои заказчики старательно прячут меня от конкурентов, но знают обо мне многие. Меркабур такая штука – шила в мешке не утаишь, открытку от получателя не спрячешь. Каждый мой новый заказ отличается от предыдущего, как дама с картины Рубенса от портрета работы Пикассо, и для каждого клиента я делаю чуточку больше, чем он хочет. Тонкая работа. Скажешь, у всех тонкая? А у меня – особенная. Ни один из моих клиентов не обходится одной открыткой. У меня обычно бывает в каждом заказе не меньше десятка, а иногда и несколько десятков карточек. Настоящий конвейер, – смеется она. – Можно сказать, одна из особенностей моей специализации.
Лилиана рассказывает о своей работе – и вода в бассейне прибывает, снова обретая неповторимые оттенки цвета морской волны. Я невольно улыбаюсь – мы обе с ней любим Меркабур, и обе сейчас это чувствуем, несмотря на то что обсуждаем не самые приятные события.
– Чем ты все-таки занимаешься, Лия?
– Превращаю бутафорское в настоящее, пустое делаю полным, из фальшивого извлекаю искреннее, символическое и поддельное подменяю на всамделишное и взаправдашнее, хотя клиенты мои думают, что я все делаю наоборот.
Я не знаю, что на это ответить. Если скажу, что не догадалась, то признаю себя дурочкой. Остается только промолчать и сделать вид, что я все поняла.
– Я, конечно, слежу за успехом своих работ, – говорит Лилиана, – как большинство скраперов. Отмечаю, где надо что-то в следующий раз сделать по-другому, но чаще просто получаю удовольствие. Для последнего заказа мне понадобилось сделать тринадцать открыток. Счастливое число, между прочим. Задача была, как всегда, непростая, хотя и отчасти знакомая, и я неплохо с ней справилась. По крайней мере так мне казалось.
Она замолкает и смахивает с барной стойки невидимую пыль. Я смотрю, как изумрудный сироп густеет и перестает отражать свет, и понимаю, что сейчас Лия вспоминает свои открытки. Она вздыхает и продолжает:
– История с Лидусей застала меня в самый разгар работы. Обычно я стараюсь не прерываться и ни на что не отвлекаться во время работы над заказом, но тут я поняла, что не смогу успокоиться и войти в рабочий ритм, пока не сделаю открытку для Лидуси. И она совершенно выбила меня из колеи.
– Заказ не удался? – осторожно спрашиваю я.
Лилиана нарочито ровным и отстраненным тоном отвечает:
– Я присутствовала на… – Она обрывает себя на полуслове и поправляется: – В общем, я побывала на одном из мероприятий, где можно было проверить качество моей работы. Сначала все шло так, как и было запланировано, а потом мне внезапно стало дурно. Как-то затошнило, и пошла по телу такая, знаешь, ломка, будто укачало в автобусе на горной дороге. Я даже в один момент решила, что подцепила какой-то желудочный грипп.
– Заразу, – бормочу я тихо. Но Лилиана не обращает внимания, она погрузилась в воспоминания и продолжает рассказывать:
– Потом, когда я поняла, что все дело в потоке, ужасно на себя разозлилась. Начала вглядываться с жадностью в людей, пыталась понять, что сделала не так. Может быть, лица были чуть мрачноваты, но общее настроение очень напоминало то, что я вкладывала в открытки. И тут как подступил комок к горлу – хоть из зала выбегай, уже неважно стало, что там происходит. Потом я догадалась очки надеть. Вот когда мне стало по-настоящему дурно! В этих очках поток видится совсем по-другому. И, скажу тебе, завораживающее я увидела зрелище. Обычно такой четкий, ясный, осязаемый – как горный ручей, в котором виден каждый камешек на дне, – на сей раз он привел меня в ужас.
Я слушаю с любопытством. Это ведь очень интимная вещь – как именно v.s. скрапбукер видит поток, все равно что о своих сексуальных ощущениях рассказывать. Не каждый готов поделиться этим.
– Ты можешь представить себе реку, которая ведет себя вопреки всем законам физики? – В голосе Лилианы слышится неподдельное изумление. – Течение то вдруг замедляется, то ускоряется, волны накатывают ему навстречу, а параллельно стремительному потоку струится неспешный ручей. Что это за вода, которая выбирает на своем пути камни вместо ложбин, отчего рябь по ней расходится уродливыми геометрическими фигурами, каракулями, будто ее рисует на бумаге маленький ребенок?
– Парадоксальная геометрия, – повторяю я шепотом, вспоминая открытку самоубийцы.
– Это было дикое и неприятное зрелище, – продолжает Лия. – Мне захотелось прогнать всех, кто там был, остановить это. Но я не успела ничего сделать. Или не смогла… Не знаю. А потом началось такое, о чем я даже не хочу вспоминать. Могу только сказать, что люди, которые в последний раз дрались разве что в школе на переменках, начали всерьез бить друг другу морды. Моя клиентка плакала в уголке и пила валерьянку. Первым моим порывом было найти все свои открытки и проверить, что с ними не так. Я бы так и сделала, если бы не Серафим. Когда он вручал мне эти очки, то сказал: «Не поддавайся на провокации. Уж кто-кто, а ты-то должна их заметить сразу». И я подумала: а что, если все, что сейчас происходит, – как раз та самая провокация, специально для меня, и никакого отношения не имеет к заказчику? Возможно, это было несколько самонадеянно с моей стороны – так думать, но на всякий случай я просто развернулась и ушла. – Лия замолкает ненадолго, потом добавляет: – Ничего подобного не случалось ни разу за все время моей работы, а это не один десяток лет. Клиентка позвонила на следующий день. Она не верила, что мои открытки стали причиной этого безобразия, просила приехать и помочь. Я отказалась под каким-то предлогом, хоть и сама считаю так же. А еще решила не брать никаких заказов, пока не разберусь, где тут собака порылась.
Я смотрю на бассейн. Изумрудный сироп снова превратился в воду, в которой отражается купол с его опорами, и эта жидкость потихоньку утекает, словно в ванне вытащили пробку. Страх и Меркабур несовместимы, как лед и огонь.
– Ты боишься? – прямо спрашиваю я.
