Когда доставала инструкцию от пылесоса, из дальнего угла полки мне в руки вывалился старый компас – с флуоресцентными стрелками, на потрепанном кожаном ремешке. Я подавила в себе желание раскурочить его, чтобы достать циферблат и стрелки. Что-то общее было у мнемориков и компаса: два круглых прибора, оба определяют направление – куда двигаться дальше.
Последней деталью новой страницы стала нарисованная на толстом картоне стрелка компаса: половинка синяя, половинка красная. Рядом с банкой я изобразила круг из нити толстой пряжи, а в его центр канцелярским гвоздиком прикрепила стрелку компаса – так, чтобы она свободно крутилась.
– Ну как, Аллегра, красотутень?
– Не хватает радости-сладости!
– Ну чего тебе еще? Конфет мало, да?
Аллегра предложила добавить на страницу пакетик из-под порции сахара, вроде тех, какие дают в самолетах. Скраперские привычки заставляют меня собирать разную ерунду: флаеры, подставки от стаканов, деревянные ложечки от мороженого и вот эти сахарные заначки. От бумажного хлама я избавилась перед тем, как отправиться в безопасное место, а вот пакетики на дне сумки завалялись.
Я достала принтер и выбила на ленте:
«SOLUTION»
[18].
Щелкнули прищепки – и страница заняла свое место в альбоме. Я прислушалась к звукам с кухни – Аркадий по-прежнему размеренно храпел. Две капли клея, два куска ленты на страницы, два слова вслух – и мир поплыл перед глазами, включились перед глазами помехи, как на экране телевизора.
Нырять в Меркабур в таком «похмельном» состоянии, как мое нынешнее, – все равно, что, будучи с настоящего похмелья, кататься на американских горках. Я даже успела подумать о том, может ли меня вырвать в реальном мире, пока я на Том Свете. В таком случае Аркадий сможет пофантазировать на тему особенностей функционирования инопланетных организмов в земных телах. Тьфу на него! Нашла о чем думать.
Неужели встретил меня, широко улыбаясь и восхищенно глядя голубыми глазищами. С таким наивно-преданным выражением на человека умеют смотреть только лошади, голодные бездомные псы и мой драгоценный хранитель.
Страничка мне опять не удалась. Я бы предпочла щуриться на солнышке в уютном дачном вишневом саду, но мы с Неужели оказались в стенах какой-то плодоовощной базы, или, скорее, если вспомнить банку на странице, вишнеконсервного комбината. Повсюду стояли ящики с вишней, и, судя по запаху, кое-где ягоды уже начали бродить. Мой босоногий хранитель нежно гладил пакетик из-под сахара, лежавший у него на ладони. Ага, никак этот дурачок коллекционирует эти мини-сахарки, как дети раньше – фантики от конфет!
– Неужели, ты можешь прыгнуть в чужой альбом? – сразу перешла я к делу.
– Нгуся?
– Мне нужен альбом одной девушки, Александры. Она хранительница воспоминаний.
– Неужели… – развел он руками.
– Послушай… – Я взяла его за руку, и он сразу разомлел. – Знаю, что мы можем с тобой оказаться в другом альбоме. Помнишь, ты нырнул в реку, и мы попали в чей-то альбом? Сделай такое еще раз для меня, пожалуйста.
– Нгуся, – покачал он головой.
Кристофоро Коломбо! Он что, издевается? Ну чего он такой упрямый!
– Неужели, ты же мой хранитель! Ты должен мне помогать. Я на тебя надеюсь, рассчитываю, а от тебя никакой пользы! – Хотела я того или нет, из меня так и рвался педагогический опыт. – Разве ты не хочешь быть хорошим хранителем? Ну должна же в тебе быть хоть капля ответственности, заинтересованности. Это ведь и ради твоего блага тоже.
Я чуть было не добавила: «У тебя на носу сессия, а ты балду пинаешь». Неужели весь съежился и обнял себя руками. Его большие глаза наполнились слезами, и он принялся ковырять пальцем ноги в щели бетонного пола. Хотела было добить его последним аргументом – он ведь не хочет превратиться в картинку на открытке, – но остановилась: уж очень жалкий был у него вид. Я решила сменить тактику.
– Неужели, что ты любишь? Чего тебе принести в следующий раз? Конфет? Еще сахарных пакетиков? Может быть, ботинки? – Ткнула я пальцем в его голые ноги.
– Нгуся! – Он топнул ногой, в его тоне было возмущение, достойное гаишника, которому предложили взятку в десять рублей.
– А что мне, дио мио, надо сделать, чтобы ты мне помог?
– Терли-терли, – дружелюбно сказал он, уселся на ящик и сделал приглашающий жест.
– Ты хочешь, чтобы я с тобой посидела? – удивилась я. – Долго не могу, я же там, на нашем свете, не одна, у меня там человек спит.
– Терли-терли. – Он снова сделал приглашающий жест. – Терли-терли-терли, терли, терли-терли, терли.
– Ааа… – До меня, кажется, дошло. – Ты хочешь, чтобы я тебе рассказала?
– Нгуся! – радостно улыбнулся он.
В жизни я себя не чувствовала большей дурой. Все равно, что читать учебник по итальянской грамматике годовалому младенцу. Тем не менее я пересказала ему историю Александры во всех подробностях, какие запомнила. Он вздыхал, хватался за голову и пару раз пустил слезу, такую огромную, что в ней могла бы поселиться золотая рыбка. Такие слезы бывают только на Том Свете.
Когда я закончила и сказала, что хотела бы попасть в альбом Александры, чтобы выяснить, какое отношение ко всей этой истории имеет вишня, он подскочил, поднял вверх указательный палец, сказал: «Нгуся», – потом показал пальцем вниз и куда-то исчез.
Я поняла его жест как «жди тут», вздохнула и принялась поедать вишню. На Том Свете ягоды можно есть немытыми и подпорченными, не отравишься. Правда, и витаминов в организме не прибавится.
Я уже порядочно притомилась, и вишни в меня больше не лезло, когда Неужели наконец-то вернулся – сияющий, как хрустальный бокал, только что вынутый из посудомойки.
Он сунул мне в руки тощий карманный журнал, из разряда тех, какие продают на почте пенсионерам. Журнал назывался «Счастье садовода».
– Вот спасибо, дорогой, нашел чем помочь, – буркнула я, перелистывая страницы.
Собственно, текстов в журнале не наблюдалось. Это же был не настоящий журнал, а меркабурский. Странички неразборчиво светились, вместо текста я видела лишь каракули, как в мультфильме. Точно сказать можно было одно: кто-то из создателей или авторов этого журнала пользовался скрап-открыткой, иначе мой Неужели не нашел бы его здесь, на Том Свете.
– Нгуся, терли-терли! – Он показал куда-то наверх, и тут до меня дошло.
– Надеюсь, ты знаешь, что говоришь. – Я похлопала его по плечу, и Неужели засветился от счастья.
«Он знает, он такой прекрасный, он зря ничего не покажет!» – вставила Аллегра.
